От редакции «Харбина»: мы рады представить вниманию наших читателей исторический обзор по таким табуированным и почти неизвестным темам, как торговля людьми и проституция в советский период.
Он будет полезен всем, кто интересуется подлинной историей XX века, коммунистической идеи и ее практической реализации и, конечно же, тем, кто все еще верит в «было и хорошее» и советскую «нравственность».
Особую ценность этому материалу придает то, что он написан не кабинетным специалистом, но человеком, активно борющимся против торговли людьми в наши дни и добившимся в этом заметных успехов. И - да, мы предупреждаем: статья достаточно тяжелая, как минимум - не для семейного чтения.
Существует распространённая точка зрения, будто бы торговля людьми, принуждение к рабскому труду, проституирование женщин и детей в СССР не существовали, либо были "побеждены", но вернулись после распада Союза. Это типичная для советско-постсоветской пропаганды позиция "до нас и после нас всё плохо, а при нас всё было хорошо". Такая точка зрения прочно укоренилась в головах людей, хотя она и глубоко ошибочна.
Досоветский период
В Российской Империи существовала мощная правовая и интеллектуальная школа, изучавшая "социологию низов", человеческий траффикинг и проблему проституции - как взрослой, так и малолетней. В стране проводились фундаментальные исследования относительно проституированных женщин, деятельности картелей, криминологических и криминалистических аспектов тогдашней "индустрии для взрослых", ЗППП, различных аспектах санитарии и культуры быта. Труды А.Елистратова ("О прикреплении женщины к проституции", 1903), М.Гернета (автора ряда фундаментальных работ по юриспруденции, криминологии и истории права, написанных как в Российской Империи, так и в СССР, и посвящённых самым разным вопросам, от смертной казни до истории царской пенитенциарной системы), М.Кузнецова ("Проституция и сифилис в России"), объёмные статьи М.Покровской ("Борьба с проституцией", 1899, "Врачебный надзор за проституцией", 1903, etc) были вершиной тогдашней европейской криминологической, социологической и правовой мысли.
В конце XIX - начале XX века работа с проститутками, людьми, подвергавшимися принуждением к труду в бесчеловечных условиях, несовершеннолетними и прочими группами риска, достигла впечатляющих масштабов. Специалисты - врачи, юристы, социологи, лично работали с "социальными низами" и регулярно ходили в народ, персонально осуществляя опросы и постепенно приучая проституток к тому, что ложные показания только усугубят их положение, а за правду никто не станет их наказывать; а главное - что у них есть набор базовых прав. Это крайне важно, поскольку большинство людей обоего пола, находившихся в рабских условиях, естественно, считали себя "падшими" или вовсе преступниками, которым нужно держаться "ниже радаров".
Этому активно способствовали сутенёры, работорговцы и тот особый сорт циничных, но трусоватых клиентов, которые больше всего боятся огласки: они убеждали несчастных в том, что те являются нарушителями закона, грешницами и грешниками, и только молчание и послушание "хозяину" спасает их от государственной репрессии. Некоторые авторы особенно отмечали невыносимое чувство собственной нечистоты и греховности, которое не давало несчастным выйти из проституции или сбежать от "хозяина". Доктор Покровская цитирует множество диалогов с проститутками, которые были сломлены чувством вины и отсутствием понимания со стороны родных: "Я слишком испорчена. Я могла бы бросить эту жизнь и сделаться лучшей, если бы отец простил меня. Но я писала ему много раз. Он не отвечает". Когда Покровская попыталась убедить проститутку, желавшую отдаться за тёплое пальто, что она платит несоразмеримую цену и не должна так грязнить и унижать себя, та ответила: "Я и без того себя загрязнила".
К началу XX века в Российской Империи выделились два основных правовых взгляда на проституцию - регламентирующе-легализаторский, предполагавший сохранение статус-кво при постепенном совершенствовании полицейско-санитарного надзора, и аболиционистский, полагавший само существование борделей и мест с невыносимыми условиями быта - абсолютно нетерпимым явлением.
Объединяя в одном предложении "бордели" и "невыносимые с бытовой точки зрения места", автор статьи не лукавит: дореволюционные специалисты прекрасно видели связь между работорговлей-проституированием, и тяжёлыми условиями быта, и зачастую занимались сразу обеими проблемами. Так, М.Покровская, выдающаяся деятельница русского консервативно-феминистского движения, врач по профессии, проделавшая огромную работу для борьбы с нищетой и бесправием, написала ряд трудов как о проституции, так и о проблемах нищеты, ужасных бытовых условиях, в которых находятся рабочие; а также о санитарии и культуре гигиены, в частности, "Как вести бедное хозяйство, чтобы сохранять здоровье" (1900) с подзаголовком "Применение гигиены к жизни бедных людей" и "По подвалам, чердакам и угловым квартирам Петербурга" (1903).
Представители русской дореволюционной "социологии низов" не забывали и о правах проституированных женщин. Они подвергали уничтожающей критике саму идею одновременного существования борделей, в которых женщина вынуждена принимать огромное количество мужчин, и прогресса в области прав граждан и общественной гигиены.
Слово М.Покровской: "Уже один тот факт, что в т.н. "тридцатке", т.е. в заведении, где с каждого посетителя берут лишь 30 копеек, на Рождество и Пасху на одну женщину приходится 60-80 мужчин в день, может привести нас в ужас и негодование (...) Неужели можно мириться с такими явлениями?". В цитируемой работе доктор Покровская ссылается на обширный материал, собранный также в странах Европы - в частности, во Франции, тем самым демонстрируя, что схожие социальные и экономические проблемы ведут к схожим последствиям.
Критике подвергалась и унизительная практика принудительного осмотра проституток, которая делала их "вещами" в руках бюрократического аппарата, отчуждала от собственных тел, подвергала их здоровье, в том числе психическое, разрушению и лишала какого-либо правосознания. Об этом говорили, например, В.Окороков, М.Покровская и т.д.
Спор между сторонниками легализации и прогибиционистами привлекал внимание к проблеме, будоражил общество, находил отражение как в научной полемике, так и в художественной литературе (см. "Яму" Куприна, тексты Достоевского - оставим за скобками его личную жизнь, в данном случае ценность представляют его мысли и рефлексии, и т.д.) политической-социальной жизни Российской Империи, власти и общественные организации которой живо интересовались проблемой работорговли и проституирования женщин и особенно детей обоего пола, и внимательно слушали аргументы обеих сторон.
Более подробно о действиях властей и предлагавшихся методах решения проблем работорговли и проституции в Российской Империи мы поговорим в другой статье; сейчас лишь приведём краткую цитату из доктора В.Броннера, известнейшего дореволюционного исследователя "социальных низов", который в советское время стал заведующим венерологической секцией Наркомата здравоохранения.
Эта цитата, кажется, являет собой квинтэссенцию дореволюционного социологического подхода к проблемам работорговли и проституирования женщин и детей:
"Основное положение, из которого мы исходим при построении нашей работы, - это то, что борьба с проституцией не должна быть заменена борьбой с проституткой. Проститутки - это только жертвы или определенных общественных условий, или тех мерзавцев, которые втягивают их в это дело".
Добавим также, что абсолютное большинство качественных трудов по проблеме проституции, написанных в советское время, принадлежат перу именно дореволюционных авторов. Специалисты, которые родились или обучались уже при Союзе, интересовались проблемами проституции в СССР и "социологией низов", не имели возможности работать по этому направлению вплоть до середины 80-х - ярким примером здесь может выступить Я.Гилинский.
Послеоктябрьский период
Сразу после революции проституция временно пошла на спад. И.Голосенко и С.Голод, авторы "Социологического исследования проституции в России", указывают, что многие современники посчитали резкое снижение показателей по проституции (до Первой мировой войны процент молодых людей, начинавших половую жизнь посредством проституции, составлял порядка 47.5; в 1918-1920 показатель составил 16.6%, а в 1921-1923 - лишь 3.6%) результатом преодоления классовых противоречий и победой над эксплуатацией. Радость, конечно, оказалась преждевременной.
Причинами столь заметного, хотя и краткосрочного снижения, стали две группы факторов - репрессивная и "социал-оптимистическая".
Репрессивный фактор складывался из следующих компонентов:
а) Борьбы большевиков с проституцией, "контрреволюцией", распространением сифилиса и старорежимными борделями. В рамках этой борьбы Ленин, ещё недавно рассуждавший о нелёгкой судьбе "живого товара" в капиталистических странах, начал создавать концлагеря для этого самого "товара" и рассылать депеши с требованием этот "товар" уничтожать физически: "В Нижнем, явно, готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов (Вас, Маркина и др.), навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п.". Проститутки и люди, находившиеся в рабских условиях, попросту сгонялись в трудлагеря, которые зачастую образовывались тут же, на месте бывшего борделя. Например, в 1919 году гостиницу-бордель на углу Невского и Владимирского, разогнали, проституток арестовали, а здание... передали Центролагерю принудительных работ. Подобные случаи в изобилии приводятся в работе Н.Лебиной и М.Шкаровского "Проституция в Петербурге: 40-е гг. XIX в. - 40-е гг. XX в."
b) "Перераспределения сексуального насилия". Во время красного террора и Гражданской войны произошло страшное, но по-своему логичное явление: дегуманизация и допущение любых мер воздействия на врагов большевизма. Со стороны сторонников красного террора произошла легитимация изнасилований и экспроприаций "врагов народа" и их "пособников" и "пособниц".
Возобладала ужасающая, но прагматическая логика: "Зачем платить деньги проститутке, если можно бесплатно изнасиловать дочь-жену-сестру врага Советской власти?".
Возможность безнаказанно осуществлять насилие, переданная в руки прежних посетителей проституток (матросов, части рабочих, разного рода люмпенов, "классово близких" уголовников), естественным образом "разгрузила" рынок секс-услуг.
c) Снижение социальной прозрачности и нараставшей "вертикализации" и централизации аппарата насилия. Для более эффективной организации террора большевики осуществили инкорпорацию насильников-садистов-палачей-расстрельщиков в закрытую государственную спецслужбу с чрезвычайными полномочиями, высоким уровнем секретности и возможностью манипулировать статистикой - ВЧК.
В самом начале 20-х в руках Феликса Дзержинского сосредоточилась власть, достаточная для выстраивания полностью автономной, закрытой преступной траффикантской системы: будучи шефом советской спецслужбы, он также руководил Комиссией по борьбе с детской беспризорностью (инфернальная сеть российских детдомов с тамошими "традициями" - результат работы репрессивной советской структуры с максимально беспомощной, но мгновенно перенимающей повадки и привычки старших, прослойкой населения.)
Кроме того, в тех же ранних 20-х Дзержинский возглавил Наркомат путей сообщения, завершив создание колоссального государственного картеля, готового осуществлять торговлю людьми и контролировать этот процесс на всех его этапах, попутно контролируя информацию и выдавая "нужную" статистику. Дети и подростки в любых количествах, секретность, логистика, сеть готовых заведений в разных городах, профессиональная и умеющая убивать охрана, госфинансирование - всё это было в наличии.
Таким образом, третий компонент был связан с централизацией, этатизацией, распрозрачниванием и вертикализацией рынка торговли живым товаром.
Конечно, снижение показателей по проституции было обусловлено не только "репрессивным эффектом". Сам факт революции произвёл вдохновляющий эффект на бедные и сверхбедные слои населения, среди которых была широко распространена проституция. Многие молодые люди снялись с мест и поехали в Москву, Питер и региональные центры, "разгрузив" бедную провинцию, где торговцы людьми искали и вербовали своих жертв.
Кроме того, на первых порах власть предоставила социально беспомощным слоям населения, в том числе бывшим проституткам, ряд социальных лифтов, среди которых были женсоветы, организации коммунального/деревенского быта, работа на производстве, в общепите, осведомительство и сотрудничество с властью, в конце концов.
Однако революционной экзальтации хватило ненадолго. В первой половине 20-х, буквально через пару лет после провозглашённой некоторыми особо ретивыми большевиками, "победы над социальным недугом", проституция начала возвращаться. Изучать её не спешили.
Многие исследователи отмечают, что революция радикально изменила подход к изучению проституции: на смену многосотстраничным глубоким социологическим исследованиям, наполненным опросами, статистическими выкладками, междисциплинарным анализом, пришли сухие брошюры с общими советами, обличением пороков и прочей революционно-оптимистической трескотнёй. Тенденция к замалчиванию проблемы проституции, нарко- и человеческого траффика, торговли взрослыми и несовершеннолетними, держалась на протяжении всего советского периода.
С.Панин пишет в своей статье "Продажная любовь в Советской России (1920-е годы)" следующее: "Позиция новой власти по отношению к «продажной любви» довольно долго оставалась неопределенной и во многом проистекала из иллюзорных взглядов большевиков на эту проблему, что хорошо видно на анализе правоприменительной практики в отношении продажных женщин, лиц, способствовавших организации сексуальной коммерции, и других компонентов советской модели социального контроля за проституцией.
В конечном счете официально принятый принцип «Борьба с проституцией, а не с проституткой» не выдержал испытания практикой и был отброшен после изменения общей ситуации в стране, с переходом от «нэповской демократии» к «сталинской диктатуре». Отныне борьба с проституцией сводилась к репрессиям, а сам факт наличия проституции «в стране победивщего социализма» решительно отрицался."
Ему вторят авторы цитировавшегося выше "Социологического исследования проституции в России": при анализе научных материалов касательно проституции, написанных в 20-30-е годы, "бросается в глаза резкое уменьшение количества публикаций (...) вместо прежних солидных аналитических монографий стали преобладать небольшие брошюры и коротенькие статьи описательного характера (...) вся эта литература была сконструирована в духе барабанного оптимизма, провозглашавшего, что проституция, как и весь исторический "хлам старого мира", вот-вот исчезнет". Очевидно, что ожидать сколько-нибудь вменяемой статистики и борьбы с торговлей людьми при подобном подходе (отягощённым постоянными срывами большевиков в насилие и террор) не стоило.
К общему трагизму ситуации добавился комизм середины 20-х, когда власти вспомнили о демографии, и как следствие - о нравственности. Был взят курс на высокую рождаемость и "новую мораль", который предполагал отказ от излишне сложных и требующих долгих систематических усилий методов дореволюционных исследователей и криминологов.
Пришло время жёсткости и хитрости: ужесточение репрессий против проституток соседствовало с временными уступками "мракобесным элементам". Например, в брошюре "Аборт в деревне" (1926) авторы рассуждали, что религиозное понятие греха, до сих пор распространённое в провинции, играет на руку красным. Оно "ещё будет удерживать некоторую часть женщин (от совершения аборта - К.С.). По свидетельству врачей, работающих среди киргиз, калмыков, бурят, татар, башкир и в Уральской области, - аборты там до сих пор распространения не получили. В данном случае религиозные предрассудки сыграют для нас положительную роль."
Кратко о торговле людьми в "зрелом" СССР
Затрагивая проблему торговли людьми в более позднее время (от раннего сталинского периода и далее), следует отметить, что проблема эта настолько объёмна, ужасающа и тяжела для восприятия, что о ней стоит поговорить в отдельной статье. Кратко отметим, однако, что по мере роста государства и его тотализации, усиливался и контроль над криминальным миром, и над информацией, и над статистикой. Временами правда всплывала на поверхность: например, в октябре 1929 года на совещании Комиссии по улучшению труда и быта женщин обсуждалась остро стоявшая проблема проституции в Крыму. В.Ермилов, автор книги "Быт рабочей казармы" (1930), рассказывает, что в результате проверки фабрики "Красный Профинтерн" было установлено, что девушки недоедали и занимались проституцией, чтобы приобрести модную одежду и косметику.
В СССР также процветала портовая проституция, которая всегда, во все эпохи и в любых странах, была тесно связана с нарко- и человеческим траффиком. Ряд авторов (см., напр., Е.Осокина "Золото для индустриализации. Торгсин"; Hugh D. Hindman "The World of Child Labor: An Historical and Regional Survey") пишут о широком распространении торговли людьми, в т.ч. несовершеннолетними подростками и детьми, через сеть Торгсина, что косвенно подтверждает и вышеприведённые тезисы относительно ВЧК и вовлечения сирот в сексуальное-трудовое рабство. Валютные проститутки обслуживали интересы советского государства, не только шпионя на него, но и помогая отмывать деньги. В СССР государство стало коллективным и монопольным работорговцем.
"Перераспределение сексуального насилия", которое началось в годы красного террора, тоже никуда не делось. Оно органично интегрировалось в "марксистско-ленинское общество", приобрело некий "бытовой", "обыденный", а потому малозаметный характер и стало институциональным.
Так, дела по изнасилованиям, которые зачастую сочетались с вовлечением девочек в проституцию, в ряде регионов заводились очень неохотно. Похищения женщин, продажа их в рабство, насильственная выдача замуж (это торговля людьми в чистом виде, по учебнику) в республиках Кавказа, и особенно Средней Азии, вообще практически не расследовались.
В РСФСР тоже хватало дикости. Например, в Казани 70-х годов целые районы были захвачены исключительно жестокими молодёжными уличными бандами, вроде тяп-ляповцев, а групповые изнасилования стали печальной нормой жизни и формой прописки девочки в банду.
Предположить, будто там "не было торговли людьми", может либо очень наивный, либо очень... милицейский советский человек, который сам же и покрывал весь этот беспредел, чтобы "выдавать нормальную статистику" и не стать жертвой молодых беспредельщиков.
К слову, о вовлечении несовершеннолетних в проституцию. Юным, или просто недостаточно осведомлённым читателям следует знать, что по дворовым понятиям 70-80-х (которые были гораздо более зверскими и беспредельными, нежели понятия блатные), для обретения статуса опущенной или опущенного достаточно было, чтобы о человеке распространили слухи, что он или она занимались оральным сексом.
Таких подростков определяли в "защеканцы", "бошки" или просто опущенные. Такие подростки становились легитимными жертвами и объектами для слива агрессии. Их били и обирали, "ставили на деньги", и... зачастую регулярно насиловали. В таких невыносимых условиях подросток начинал нюхать клей, или колоться, после чего проституировать его становилось вопросом пары недель.
Помощь сайту: Отправить 100 рублей
Одежда от "Провидѣнія"
Мастерская "Провидѣніе"
Источник — https://harbin.lv/
