«Неблагополучно и в Красной Армии, — писал обозреватель РОВС, — в начале декабря [1936] во время маневров механизированных советских частей (около 100 танков и бронеавтомобилей) около селения Покровка (район слияния Халки и Аргуни в Приамурском крае), один из танковых отрядов (6 танков) был взорван, как выяснилось на следствии, адскими машинами.
Советские власти предполагают, что это дело рук „белогвардейцев“, имеющих свою организацию в частях Дальневосточной Красной Армии».
Бунт, восстание в РККА — любимая тема большинства публикаций в эмигрантских военных газетах и журналах в 1920-30-е годы. Белоэмигрантский военно-политический экстремизм в первую очередь ставил своей целью борьбу за «умы и сердца» красноармейцев, которые должны были, по замыслу идеологов РОВС, стать строительным материалом при создании новой российской армии, «во многом выросшей из РККА».
Западные спецслужбы в 1920-30-е годы снабжали российские экстремистские организации сведениями о внутреннем положении в СССР, информацией о борьбе Сталина с оппозиционными течениями в ВКП(б), перспективах социального взрыва в СССР и т.п., которые получали по собственным каналам, во многих случаях — агентурным путем. Так, например, французская разведка в 1923 году получила секретный «информационный бюллетень ГПУ о волнениях среди рабочих и служащих различных предприятий СССР, требовавших повышения заработной платы», с которым конфиденциально были ознакомлены лидеры российской военной эмиграции.
Следует отметить, что контрразведка РОВС осуществляла крайне тенденциозную оценку поступавшей к ней информации, действуя по принципу — «тем хуже для факта», если он не соответствовал разработанным в недрах идеологической лаборатории РОВС искусственным и надуманным схемам.
При РОВС в 1920-30-е гг. существовал информационно- аналитический отдел, в котором тщательно собиралась информация о внутреннем положении в СССР, состоянии РККА, настроении масс населения, политических судебных процессах в Москве в 1929-1939 гг. и т.п.
Источниками информации белой эмиграции являлись:
1) советские массовые печатные издания: книги, брошюры, газеты. «Фактический материал, относящийся к большевистской эпохе, почерпнут… главным образом, из советских изданий и прежде всего из данных советской статистики». В то же время отмечалось, что сведения о советской экономике доходят до эмиграции «в случайном и часто беспорядочном виде»;
2) программные документы ВКП(б) и тексты выступлений лидеров партии и советского правительства — И.В. Сталина, М.И. Калинина и т.п. В то же время следует заметить, что степень достоверности получаемой белоэмигрантской контрразведкой информации была весьма низкой.
Это объясняется следующими причинами.
Разведка РОВС не имела доступа к оперативной секретной информации советских спецслужб и государственных органов управления. Специалисты-аналитики РОВС плохо представляли себе советскую действительность и, соответственно, часто оказывались неспособными сделать правильные выводы из полученной информации. Сведения о положении в СССР добывались выборочно, бессистемно и не создавали целостной картины жизни в Советском Союзе. Во многих случаях желаемое выдавалось за действительное, когда на основании малозначительных фактов делались «эпохальные» выводы о близости падения большевистского режима.
Активисты российских эмигрантских военно-политических организаций чувствовали пристальное внимание к себе со стороны советских спецслужб, постоянно призывая участников антибольшевистского движения к бдительности к тщательному выполнению всех необходимых мер конспирации. «Большевики зорко следят за нами, — писал инструктор РОВС в 1936 году, — их агенты и наблюдатели втерлись во все наши организации. Незаметно ведется тонкая и отлично продуманная работа по разложению эмигрантских масс».
Действительно, советская разведка прилагала значительные усилия в целях разложения российской военной эмиграции, систематически организовывала утечку компрометирующей руководителей эмигрантских воинских союзов и обществ информации, стремилась дезориентировать эмигрантскую молодежь, жаждавшую сведений о внутреннем положении в СССР.
Советская разведка считала работу против военной эмиграции в 1920-е годы главным направлением своей деятельности. В 1927 году на расширенном заседании советских спецслужб ИНО ОГПУ и Разведупра РККА было принято решение активизировать операции по нейтрализации военной эмиграции.
Крупнейшей операцией, успешно проведенной ОГПУ на направлении «белая эмиграция», явилось создание фиктивной организации под условным наименованием «Трест». Ей была поставлена задача объединения вокруг себя всех белоэмигрантских политически активных сил, массового внедрения провокаторов в их состав и таким образом получения возможности направлять деятельность таких организаций согласно директивам ОГПУ.
История возникновения «Треста» такова. В 1922 году ОГПУ был арестован некто П. Селянинов-Опперпут, связанный с НСЗРиС Б. Савинкова. Спасая свою жизнь, он дал согласие принять участие в разработанной органами ОГПУ крупномасштабной операции, направленной на выявление и уничтожение белоэмигрантского подполья в СССР и за рубежом. К делу был подключен также А.А. Якушев, крупный инженер, работавший в СССР в качестве специалиста. Он был арестован по обвинению в организации контрреволюционного заговора и шпионажа в пользу Высшего монархического совета. Находясь в 1922 году за границей, А.А. Якушев имел встречи с крупными деятелями белого движения и консультировал их по вопросу о внутреннем положении в СССР. По его словам, власть в стране после падения большевиков должна была перейти к тем кругам белого движения, которые не эмигрировали за рубеж, а оставались в СССР в подполье. В качестве такой организации он называл МОЦР — Монархическую Организацию Центральной России.
Однако по возвращении в СССР А.А. Якушев был арестован. Причиной его провала послужила неосторожность белогвардейского офицера Ю.А. Артамонова, который рассказал о встречах А.А. Якушева с деятелями белого движения и его мнении по поводу советского режима в письме к князю К.А. Ширинскому-Шихматову. Письмо было перехвачено ОГПУ, из которого оно и узнало о подлинной роли А.А. Якушева и о планируемом установлении тесной связи между МОЦР и ВМС.
Руководство ОГПУ решило использовать МОЦР в качестве ширмы при создании собственной организации, которой ставились следующие задачи:
1. проникновение агентов ОГПУ в высшие белоэмигрантские круги;
2. выявление и ликвидация белого подполья в СССР; 3. оказание влияния на все белое движение в смысле его отказа от террористических методов борьбы.
РОВС оказался также втянут в игру. Через «окно», которое было подготовлено МОЦР (т.е. ОГПУ), начинают осуществляться переходы границы людьми РОВС. ОГПУ, естественно, знало обо всем, но до определенного момента никого не трогало, чтобы не возбудить подозрений. В 1923 году этим способом попадает в Москву М.В. Захарченко-Шульц, участница боевой организации генерала Кутепова. «Окно» действует и в противоположном направлении — представители МОЦР выезжают за границу для встреч с представителями белоэмигрантских организаций, в том числе ВМС и РОВС. Через это «окно» приезжал в Советскую Россию и В.В. Шульгин в 1925 году. Осуществить первый арест ОГПУ решилось только, когда в Советскую Россию приехал английский разведчик Сидней Рейли. Он был задержан и впоследствии расстрелян. Этот факт несколько насторожил боевые эмигрантские организации, но переходы через границу по этой линии все равно продолжались.
Опасаясь провала линии в связи с арестом Сиднея Рейли, ОГПУ решило инсценировать его «случайную» гибель при переходе границы. В воспоминаниях И.М. Петрова (Тойво Вяхя) «С границы на прием к Менжинскому» содержится описание того, как это происходило:
«Убийство» Рейли разыграли как по нотам. В установленном месте меня с двойником Рейли встретила группа чекистов во главе с Шаровым. Покричали мы тут, поругались на трех языках — на русском, финском и английском. Постреляли поверх голов друг друга. Потом «Рейли» слег на обочине. Землю около его головы обрызгали кровью, запасенной Шаровым, а мне связали руки. Тут же на выстрелы прибежал председатель местного сельсовета, молодой парень, коммунист, толковый человек и добрый товарищ: «Не нужна ли помощь актива?»
Подали машину Шарова. Вместительную старую развалину «бьюик»; разворачиваясь, она фарами осветила и меня и «покойника» на обочине".
Таким способом ОГПУ обезопасило себя от возможности провала «окна» и претензий со стороны английского посольства, так как Сидней Джордж Рейли являлся начальником восточноевропейского отдела разведки Великобритании.
Деятельность «Треста» нанесла тяжелый удар по военным организациям белой эмиграции. Погибли многие боевики, были раскрыты явки и конспиративные квартиры белого подполья в СССР, ОГПУ удалось внедрить провокаторов в среду эмиграции.
26 января 1930 года генерал Кутепов, председатель РОВС, был похищен в Париже агентами ОГПУ. Обстоятельства этого дела таковы: в этот день А.П. Кутепов вышел в 10 часов 30 минут утра из своей квартиры в доме № 26 на рю Русселе. Сказал супруге, что будет на панихиде по генералу Каульбарсу в церкви Союза Галлиполийцев, помещавшейся в доме № 81 по рю Мадемуазель. До момента начала панихиды у Кутепова был примерно час свободного времени, которое он планировал использовать для встречи с хорошо известным ему человеком. Панихида после литургии началась в 11 часов 30 минут. Кутепова ожидали у входа в храм, но он не пришел. Не вернулся он и домой. В 3 часа дня обеспокоенная семья подняла тревогу. Ни в собрании галлиполийцев, ни у кого из знакомых Кутепова не было. Сообщили в полицию. Префектура полиции начала поиски. К вечеру полиция убедилась в исчезновении генерала. Возможность похищения и увоза А.П. Кутепова была сразу же принята французской полицией во внимание, поэтому власти по телеграфу известили пограничные пункты, порты и аэропорты. Фотографии генерала были разосланы пограничным и полицейским властям.
Впоследствии была достаточно подробно восстановлена картина похищения генерала Кутепова. Путь от своей квартиры до церкви Союза Галлиполийцев Кутепов обычно проделывал пешком. В это воскресенье он также шел обычным путем, но, повернув на рю де Севр, вышел на Бульвар Инвалидов. На рю Русселе его видел знакомый торговец красками. Проходя мимо кинематографа «Севр-Палас», Кутепов поздоровался с его хозяином. За несколько минут до 11 часов А.П. Кутепова видели на углу рю де Севр и Бульвара Инвалидов. Свидетель, случайно видевший похищение генерала Кутепова, дал следующее описание этого факта: «Он увидел стоявший на рю Русселе большой серо- зеленый автомобиль, повернутый в сторону рю Удино, параллельной рю де Севр. Неподалеку на рю Удино, против рю Русселе стоял красный автомобиль-такси, повернутый в сторону Бульвара Инвалидов. Тут же на углу стоял полицейский. Рядом с серо-зеленым автомобилем стояли два дюжих человека в желтых пальто. В это время со стороны Бульвара Инвалидов на рю Удино шел господин среднего роста с небольшой черной бородкой, одетый в черное пальто. Повернув с рю Удино на рю Русселе, господин подошел к серо-зеленому автомобилю. Оба человека, стоявшие рядом, схватили господина и втолкнули в автомобиль. Полицейский, спокойно наблюдавший за происходившим, сел рядом с шофером, и автомобиль, выехав на рю Удино, помчался к Бульвару Инвалидов». Факт похищения генерала А.П. Кутепова в центре Парижа среди белого дня агентами ОГПУ вызвал сенсацию. Внимание эмиграции было надолго привлечено к этому событию. Газеты «Возрождение» и «Последние новости» были переполнены сообщениями на эту тему. Раздавались требования немедленно произвести обыски в советском полпредстве на рю де Тренеля. Чины РОВСа готовы были разгромить его, у здания советского посольства скопились группы белогвардейских боевиков.
Французские газеты также требовали от правительства принятия крайних мер. В Палате депутатов представители правых и умеренных партий, возмущенные действиями ОГПУ, требовали разрыва отношений с СССР. Однако французские власти были заинтересованы в сохранении и укреплении отношений с Советским Союзом. Меры к розыску виновников похищения были приняты лишь для видимости и успокоения взволнованной общественности.
Похищение А.П. Кутепова взволновало русскую эмиграцию. Газеты преподносили читателям различные гипотезы, сенсационные слухи. Эмигрантская периодика 1920-30-х годов живо откликалась на возникавшие время от времени в зарубежной России скандалы и разоблачения большевистских агентов, действовавших в ее среде. Подобные ситуации создавали благоприятную почву для публикации статей лидеров военного зарубежья с призывами к повышению бдительности и взаимным обвинениям и т.п. Степень отражения таких событий на страницах эмигрантской прессы была высокой; обычно публикации материалов о каком-либо скандале, связанном с разоблачением большевистского провокатора, имели «серийный» характер, т.е. по мере хода следствия и судебного разбирательства публикация материалов продолжалась в следующих номерах журнала, приковывая к себе внимание читательской аудитории.
При этом эмигрантские журналы подробно публиковали все обстоятельства дела, вникали в мельчайшие детали произошедшего. Поэтому подборки статей и опубликованных в российских эмигрантских изданиях документов по теме какого-либо политического происшествия могут служить ценным историческим источником, содержащим к тому же большой фактологический материал. «В ночь с 4 на 5 декабря [1936] в Белграде были арестованы доктор Линицкий (бывший вольноопределяющийся Дроздовского стрелкового полка, член Белградского отделения Общества галлиполийцев), капитан Шкляров, военный чиновник Дракин (оба тоже галлиполийцы), г-н Дараган и секретарь Управления начальника 4 отдела РОВС ротмистр Комаровский. Всем арестованным было югославскими властями предъявлено обвинение в собирании для большевиков материалов о работе русских эмигрантских организаций. По имеющимся сведениям, все арестованные, кроме ротмистра Коморовского, очень скоро и сознались в том...». Вспыхивавшие периодически в среде российской эмиграции публичные скандалы, связанные с провокаторской деятельностью военных эмигрантов в пользу советской разведки, получали бурное отражение на страницах военной периодики. При этом часто «тон задавала» эмигрантская читательская аудитория, требовавшая все новых подробностей и новых разоблачений. Эмигранты присылали в издательства письма с просьбами подробней освещать процессы, публиковать дополнительные материалы. В большинстве случаев редакции шли навстречу пожеланиям своих читателей: «Редакция журнала „Часовой“ получает из разных стран запросы о причинах непомещения сведений о ходе печального для всей эмиграции „Белградского процесса“. Редакция не считала себя вправе высказываться по этому вопросу до окончания следствия. К сожалению, ряд выступлений различных лиц и органов печати принял характер сведения политических счетов. Вмешиваться в эту кампанию редакция считала ниже достоинства руководимого ею журнала. Однако в следующем номере журнала редакция, располагая некоторыми данными, поделится ими со своими читателями и постарается дать им разъяснение по ряду поднятых читателями вопросов».
Российская военная эмиграция 1920-1930-х годов и ее организационные структуры — Русский Обще-Воинский Союз (РОВС) и система военных экстремистских обществ — являлись приоритетным направлением в деятельности советских спецслужб (Разведупр РККА и НКВД), направленной на подрыв и уничтожение эмигрантского антибольшевистского движения. В 1927 году Политбюро ВКП(б) и руководство советской разведки принимает решение о начале «активных операций против белого подполья как на территории СССР, так и за рубежом». Одной из серьезных и в целом удачных операций, проведенных советскими спецслужбами в контексте выполнения данного решения, явилось дело сына руководителя 3 отдела РОВС, одного из лидеров белоэмигрантского экстремизма генерала Ф.Ф. Абрамова — Николая Абрамова, сумевшего проникнуть в тайны «внутренней линии» секретного направления террористическо-диверсионной работы против СССР, осуществлявшейся генералом А.П. Кутеповым и группой его сторонников. Изучив деятельность Н. Абрамова и его личность, Комиссия РОВС сделала заключение, позволяющее предположить, что до своего внедрения в среду военного зарубежья он прошел специальную подготовку в советской разведке — Разведу пре РККА либо в ИНО НКВД. В материалах Комиссии говорилось, что "… он прошел довольно разностороннюю практическую подготовку… в Осоавиахиме; он оказался хорошим шофером-монтером, прекрасно чертил, знал английский язык, был хорошо знаком с фотографией, писал на машинке, был хорошо спортивно подготовлен и вообще проявлял недюжинные способности".
Обстоятельства «дела Н. Абрамова» заключались в следующем. Николай Абрамов, сын генерал-лейтенанта Ф.Ф. Абрамова, оставшийся в Советской России после эвакуации белых армий за рубеж в 1920-21 годах, воспитанный в советской школе, член ВЛКСМ, бежал в 1931 году с советского парохода в Гамбурге («бегство» Н. Абрамова было инсценировано ОГПУ), приехал в Берлин и при помощи генерал-майора А.А. фон Лампе, к которому был направлен германской полицией, был отправлен к своему отцу в Софию. Внешне ситуация выглядела вполне естественной и больших подозрений у контрразведки РОВС первоначально не вызвала. Личные взаимоотношения у Николая Абрамова и его отца были достаточно прохладными. Первые три года Николай Абрамов пользовался комнатой и столом у отца, позднее — перешел на собственный заработок и уже не получал от отца денежной поддержки. Оказавшись за рубежом, Н. Абрамов начинает операцию по собственному внедрению в РОВС. Впрочем, это оказалось для него не сложным делом. Николай Абрамов сразу же оказался в зоне повышенного внимания контрразведки РОВС: "… были приняты меры к привитию ему новых идей белой борьбы, для чего он был поставлен в обстановку постоянного общения и воздействия на него участников белого движения. Через очень короткий срок Н. Абрамов горячо отозвался на это перевоспитание..." Однако, чтобы не вызвать подозрений в собственной заинтересованности в подобном ходе событий, Н. Абрамов имитировал «искреннее разочарование в идеях комсомола, порицал многие отрицательные стороны эмиграции...», но в итоге выразил желание работать в секретных структурах РОВС, т.н. «внутренней линии» СССР, объекте особого интереса ОГПУ-НКВД.
Н. Абрамова привлекает к «работе по контрразведке» обер-офицер управления 3 отдела РОВС капитан Фосс, одновременно с этим Н. Абрамов вступает в Национальный Союз Нового Поколения (НСНП) и еще ряд радикальных белоэмигрантских организаций, стремясь и в них продвинуться к руководству. Однако в данных организациях карьера у Н. Абрамова не складывается, и основные усилия он сосредоточивает на РОВС и его структурах. Войдя в доверие к руководству 3 отдела РОВС, Н. Абрамов направляется на занятия по обучению его диверсионной работе. «Специальная подготовка его продолжалась… Вскоре он был допущен к руководству по обучению стрельбе в одной из секретных организаций». По распоряжению отдела контрразведки РОВС Н. Абрамов первоначально выполняет «различные простейшие поручения по службе контрразведки и наружного наблюдения» (спецотдел РОВС следил за советскими дипломатами и торговыми представителями за рубежом). Естественно, что, уже имея опыт спецподготовки НКВД, Н. Абрамов быстро достигает хороших показателей и в спецподготовке «белого террориста». Постепенно Н. Абрамов «все более и более становился своим человеком в управлении 3 отдела, где постоянно бывал, помогал иногда и в канцелярской работе». Его цель — доступ к секретной оперативной информации РОВС.
К 1935 году Н. Абрамову удается решить стоящую перед ним задачу: он допущен к секретной документации 3-го отдела РОВС и получает возможность передавать ценные сведения советской разведке. В конце 1936 года у капитана Фосса возникают первые серьезные подозрения против Н. Абрамова. Одной из причин, привлекших к нему внимание, явился «широкий образ жизни Н. Абрамова и неясность источников его доходов».
Тотчас по возникновении серьезных опасений капитан Фосс сообщил об этом соответствующим органам в Софии (болгарской полиции и контрразведывательному отделу РОВС), чтобы совместно с ними провести тщательную проверку Н. Абрамова. С этого момента Н. Абрамов «постепенно оттирается от текущей работы, даются задания, имеющие целью его проверку». Лидеры белой эмиграции, понимая «деликатность» ситуации, в которую они попали, стремятся не предавать дело Н. Абрамова огласке.
Руководство РОВС принимает решение о своих подозрениях и начавшейся проверке генералу Ф.Ф. Абрамову не докладывать, «щадя чувства отца, коему оно, впрочем, и не могло дать каких-либо точных данных о виновности его сына». В определенной степени подобному развитию событий способствовало то обстоятельство, что Н. Абрамов работал квалифицированно и не оставил прямых улик. В справке РОВС говорилось: "… Крайняя осторожность, проявляемая Н. Абрамовым, не дает прямых улик в отношении его двойной работы, но в течение всего 1937 года косвенные улики постепенно накапливаются. В связи с этим принимаются меры к ограничению деятельности Н. Абрамова, и изоляция его усиливается".
22 сентября 1937 года в Париже происходит похищение генерала Е.К. Миллера и бегство генерала Н.В. Скоблина, оказавшегося советским агентом, деятельность которого по «внутренней линии» подвергается расследованию в Комиссии генерала И.Г. Эрдели. Вскоре Комиссия расширила свою задачу, начав проверку 3-го отдела РОВС и деятельности Н. Абрамова. Эта проверка была предпринята вследствие заявления капитана Фосса об установленной им утечке сведений секретного характера (причем, как выяснилось при расследовании, утечка сведений не означала пропажи документов — «таковой пропажи или даже кратковременного исчезновения документов не было ни разу»).
Н. Абрамов, по всей видимости, либо делал выписки из секретных документов, либо же фотографировал их.
В марте 1938 года в Белград прибыла Комиссия под общим руководством председателя РОВС генерала Архангельского, включавшая также в свой состав генерал-майора Артамонова и полковника Дрейлинга, имевших своей задачей расследование по делу Николая Абрамова.
Материалами для расследования послужили детальные протоколы и доклады «Особой Комиссии» полковника Петриченко, назначенной осенью 1937 года генералом Ф.Ф. Абрамовым для изучения деятельности «внутренней линии», опросы большого числа членов РОВС и военных эмигрантов, не принадлежавших к Союзу, но имевших то или иное отношение к «делу Н. Абрамова». Особое внимание Комиссии было обращено на проверку работы 3-го отдела РОВС.
13-20 октября 1938 года в правлении РОВС были заслушаны доклады лиц, руководивших белой контрразведкой, которые высказали твердую уверенность в виновности Н. Абрамова. Расследование в режиме повышенной секретности продолжилось. В частности, были приняты меры к обследованию источников материального обеспечения Н. Абрамова. РОВС, будучи общественной организацией, не имел возможности применить против Н. Абрамова репрессивные меры. Болгарская полиция также не имела оснований для его задержания, т.к. болгарских законов Н. Абрамов не нарушал, а его деятельность была направлена исключительно против РОВС и российской военной эмиграции.
Летом 1938 года болгарскими властями Н. Абрамову было «настоятельно рекомендовано» покинуть пределы Болгарии. 13 ноября 1938 года Н. Абрамов выехал с женой во Францию.
Лидеры белой эмиграции — ген. А.П. Архангельский, ген. А.А. фон Лампе, ген. П.А. Кусонский — не предъявили претензий и его отцу — ген. Ф.Ф. Абрамову, поскольку расследование установило, что он действительно ничего не знал о деятельности сына, однако его политический имидж был скомпрометирован, и ген. Ф.Ф. Абрамов не был назначен на пост председателя РОВС.
Руководство РОВС принимает решение не предавать «дело H. Абрамова» широкой огласке, поскольку "… открытое разоблачение Н. Абрамова нанесло бы излишний моральный удар Русскому Обще-Воинскому Союзу (РОВС) и самому генералу Ф.Ф. Абрамову". Однако замять дело Н. Абрамова не удалось. Обстоятельства разведывательной деятельности Н. Абрамова и заключения работы Комиссии РОВС стали достоянием эмигрантских газет и журналов. Так, журнал «Часовой» (№ 231) писал в передовой статье: "… редакция «Часового» видит уже сейчас одну несомненную ошибку, допущенную в Софии и заключающуюся в том, что Русскому Зарубежью не было своевременно сообщено о предъявлении Н. Абрамову обвинения в службе большевикам… Надо надеяться, что начальник РОВС установит причины этой тягостной ошибки".
«Дело Н. Абрамова» представляет научный интерес прежде всего с точки зрения своей «типичности», т.к. в нем четко видны методы работы НКВД и Разведупра против экстремистских организаций белой эмиграции. Наиболее характерными методами деятельности советских спецслужб являлись либо вербовка наиболее заметных фигур российской эмиграции — например, ген. Н. Скоблина, певицы Н Плевицкой, С. Третьякова, имевших «героическое белое прошлое» и, соответственно, находящихся вне подозрения, либо же внедрение в активистские организации РОВС энергичных молодых людей с целью создания в структурах военного зарубежья долговременных источников информации (они могли использоваться и как провокаторы и при необходимости скомпрометировать кого-либо из деятелей военной эмиграции).
НКВД сознательно продвигало своих агентов в руководство РОВС и систему военных обществ и союзов, создавая им благоприятные условия для карьеры (им не нужно было зарабатывать себе на жизнь тяжелым повседневным трудом, как большинству рядовых эмигрантов — они финансировались из НКВД, им создавались благоприятные «легенды», преподавалась необходимая спецподготовка, включавшая в себя изучение иностранных языков, психологии, приемов рукопашного боя, умение пользоваться шифрами и т.п.). Все это хорошо видно на примере деятельности Николая Абрамова, сумевшего внедриться в 3-й отдел РОВС, получить доступ к секретной информации «внутренней линии» и передать в СССР сведения особой важности о планах и деятельности российской военной эмиграции в первой половине 1930-х годов.
После похищения А. Кутепова генерал Е. Миллер, его преемник на посту председателя РОВС, приложил большие усилия для продолжения деятельности РОВС и сохранения боевого ядра этой организации. Однако и сам генерал Миллер через несколько лет в 1937 году стал жертвой аналогичного похищения, организованного НКВД.
Весной и летом 1934 года обстановка в РОВС усложнилась. Была подорвана финансовая база организации, что вызвало сокращение ее расходов. Работе мешали интриги «Внутренней линии», стремившейся к захвату высшего поста в РОВС. В Париже начали распространяться слухи о предстоящем уходе генерала Е. Миллера с поста председателя РОВС. Противников Миллера поддержал и редактор ведущего военного журнала «Часовой» В.В. Орехов. Но Миллер решил остаться на своем посту.
Похищению и гибели генерала Миллера предшествовал ряд таинственных случаев. Так, например, 2 июля 1934 года, когда Е. Миллер и его жена были в отъезде, ротмистр A.M. Изюмов, оставшийся в квартире, был вызван по телефону от имени генерала О. на свидание в церковь. Приехав в церковь, он генерала О. там не обнаружил. В то время, когда квартира генерала Е. Миллера никем не охранялась, дверь ее была взломана и похищена часть бумаг Е. Миллера. Другой случай — 30 сентября вечером на площадке второго этажа в доме № 29 по улице Колизе взорвалась бомба. Взрывом была сорвана входная дверь канцелярии РОВСа. На полу после этого были найдены два письма, в которых содержались угрозы генералу Е. Миллеру и его сотрудникам — генералу И. Эрдели, адмиралу М. Кедрову и другим. Авторы письма угрожали дальнейшими террористическими действиями в случае, если генерал Е. Миллер и другие лица, укрывавшие, по мнению анонимных авторов, преступления сторонника «внутренней линии» генерала П. Шатилова, не отойдут от возглавления РОВСа.
Тайную деятельность вокруг Е. Миллера развернул генерал Н. Скоблин, являвшийся агентом НКВД. Е. Миллер, доверявший Н. Скоблину, назначил его начальником группы чинов 1-го армейского корпуса в Париже.
10 мая 1933 года генералы Н. Скоблин, А. Туркул, М. Пешня, А. Фок и полковник Сокольский представили Е. Миллеру меморандум, в котором требовали от него возобновления «активной работы» в СССР. Однако их упреки не были справедливыми. Е. Миллер не бездействовал. В 1934 году им была сформирована организация «Белая идея», которой спешно были осуществлены активные действия против советских спецслужб.
Е. Миллер предполагал отправить в СССР «десятка два офицеров с заданием поднять на юге крестьянское восстание». Но из этого проекта ничего не получилось. Е. Миллер также решил приступить к организации в СССР тайных опорных пунктов и ячеек. Подобная деятельность генерала Е. Миллера стала вызывать тревогу НКВД, которое решило повторить операцию по похищению председателя РОВС. В июле 1937 года в Париж приехал заместитель начальника ИНО НКВД С. Шпигельгласс. У него состоялась встреча с В. Кривицким, резидентом Разведупра Штаба РККА. С. Шпигельгласс поставил В. Кривицкого в известность о готовящемся похищении Е. Миллера. В. Кривицкий передал С. Шпигельглассу двух своих агентов, которые должны были выступить в роли немецких офицеров.
22 сентября 1937 года Е. Миллер был похищен. Около 9 часов утра он вышел из своей квартиры в Булонь-сюр-Сен. Обратно он уже не вернулся.
Примерно в 11 часов Е. Миллер зашел в управление РОВС, где оставил генералу П. Кусонскому записку, попросив ее вскрыть в том случае, если с ним что-либо случится. Текст записки был следующий: «У меня сегодня в 12.30 час. дня рандеву с генералом Н. Скоблиным на углу рю Жасмен и рю Раффе, и он должен везти меня на свидание с немецким офицером, военным агентом в Прибалтийских странах — полковником Штроманом, и с г. Вернером, состоящим здесь при посольстве. Оба хорошо говорили по-русски. Свидание устроено по инициативе Н. Скоблина. Может быть это ловушка, на всякий случай оставляю эту записку. Генерал Е. Миллер. 22 сентября 1937 г.» Именно эта записка и послужила уликой, на основании которой Н. Скоблин был разоблачен как агент НКВД. При попытке ареста Н. Скоблину удалось скрыться, но его жена Н. Плевицкая была задержана французской полицией и впоследствии осуждена на 20 лет каторжных работ.
Белоэмигрантские экстремистские организации пытались противодействовать советским спецслужбам, которые в 1930-е годы все более активно вмешивались в жизнь российского зарубежья, внедряя в реваншистские организации своих агентов, расстраивая планы проведения различных диверсионных операций, компрометируя руководство РОВС и незримо расширяя свое финансовое влияние на военные союзы и общества. В 1930 году известный деятель российской эмиграции Бурцев предпринял попытку создать организацию «Анти-ГПУ», задачей которой являлось бы противодействие «активным операциям» советских спецслужб на территории европейских стран. Однако из данного проекта ничего не вышло: финансовые и организационные возможности российской военной эмиграции были несоизмеримо меньше возможностей советской разведки. К тому же эмигрантские реваншистские организации были в значительной степени разобщены, не имели единого руководства и боялись создавать централизованную информационную систему, справедливо опасаясь утечки сведений в ОПТУ.
Белоэмигрантская контрразведка РОВС не смогла решить стоявшую перед ней задачу: осуществить широкомасштабный белый террор на территории СССР против деятелей ВКП(б) и советских спецслужб не удалось, добиться методами белого терроризма разрыва дипломатических отношений СССР с западными государствами и начала новой европейской войны белые экстремисты также не смогли. Белый террор в 1930-е годы выродился в бессистемные акции фанатиков-одиночек. Политический резонанс, вызванный осуществлением диверсионных акций на территории СССР, получил совсем иную проекцию, чем ту, на которую рассчитывали белые боевики — вместо героической борьбы белых эмигрантов за свободу весь мир увидел жестокие акции белых террористов и диверсантов.
Таким образом, в 1920-30-е годы происходит интенсивная борьба советских спецслужб (ИНО ОГПУ — НКВД и Разведупра РККА) с экстремистскими белоэмигрантскими организациями — РОВС, БРП и их контрразведывательными структурами. Борьба разведок сопровождалась «активными действиями» с обеих сторон: ОГПУ организовывало похищения руководителей РОВС, компрометировало лидеров военной эмиграции, внедряло свою агентуру в реваншистские общества, а РОВС и ВМС засылали на советскую территорию диверсантов, белых боевиков, совершали убийства советских дипломатов, теракты в посольствах и т.п. Советская разведка ставила своей основной целью уничтожение антибольшевистского подполья на территории СССР и экстремистских военно-политических организаций, противодействие террористическим актам за рубежом и в Советском Союзе.
Сталин и руководство ОГПУ-НКВД поставили перед советской разведкой конкретные задачи: уничтожить белоэмигрантский экстремизм как политическое явление российского зарубежья. С этой целью советские спецслужбы в 1920-30-е годы нанесли ряд мощных ударов по организационным центрам белого активизма за рубежом — в Берлине, Париже и Белграде, а также ликвидировали элементы белого подполья на территории СССР.
Контрразведка РОВС и другие эмигрантские экстремистские структуры собирали информацию о внутреннем положении в СССР, прогнозировали вероятность раскола в ВКП(б), пытались создать белое подполье в Советском Союзе, снабжали западные разведки сведениями шпионского характера, разрабатывали проекты организации антисоветской интервенции. Попытки белых экстремистских организаций противостоять деятельности Коминтерна заканчивались в большинстве случаев неудачей вследствие того, что III-й интернационал имел широкую социальную базу в мире — среди рабочего класса западных стран и левой интеллигенции, а социальная база РОВС была ограничена рамками самой эмиграции, в отдельных случаях белые экстремисты получали поддержку от право-консервативных кругов Югославии, Германии, Польши, т.е. являлась весьма узкой. Понимая это, идеологи белого террора отводили основную роль действиям небольших групп контрреволюционеров — «избранных» и решительных людей. В ряды белых террористов в 1920- 30-е годы в первую очередь вербовались социально ущемленные люди, неудачники либо же авантюристы или фанатически настроенные юноши.
Белоэмигрантский экстремизм 1920-30-х годов пытался создать свои организационные структуры и на территории СССР в виде «белого подполья», своего рода пятой колонны, которая в случае антисоветского восстания должна была нанести удар в спину большевистскому режиму. Однако советская контрразведка не допустила проникновения в СССР структур белого экстремизма — тайные монархические организации были разгромлены, белоэмигранты задерживались по пересечении границы, система тотального контроля парализовывала действия белых агентов. Советская разведка, логично считая белоэмигрантский экстремизм своим врагом № 1, целенаправленно осуществляла внедрение своих агентов в организационные структуры белого зарубежья, разрушала их связи, проводили «активные операции» против лидеров РОВС.
В 1930-37 годах советские спецслужбы нанесли белоэмигрантским экстремистским организациям ряд тяжелых ударов, после которых они так и не смогли оправиться; в 1938-39 годах активная деятельность контрразведки РОВС прекращается. Начало второй мировой войны резко изменяет ситуацию: белоэмигрантский экстремизм стремится выйти на арену открытой военно-политической борьбы с советским строем, уделяя меньшее внимание «специальным операциям», к тому же система контрразведок Польши и Франции была разрушена в результате германской агрессии, что также ограничило возможности белого экстремизма.
Дочитали статью до конца? Пожалуйста, примите участие в обсуждении, выскажите свою точку зрения, либо просто проставьте оценку статье.
Помощь сайту: Отправить 100 рублей
Одежда от "Провидѣнія"
Мастерская "Провидѣніе"
Источник — http://mywebs.su/
