Стараниями либералов и советских историков имя Михаила Леонтьевича Магницкого стало синонимом «крайнего реакционера», «дикого мракобеса», «разрушителя Казанского университета».
А, между тем, был сей Магницкий человеком незаурядной воли и энергии, большого ума, превосходного по тому времени образования, одной из ключевых фигур либерального лагеря и даже выступал одно время в роли ближайшего друга и помощника великого реформатора М.М. Сперанского и, сложись иначе обстоятельства, вполне мог бы занять почетное место в пантеоне «передовых людей своего времени».
Магницкий был потомком Леонтия Филипповича Магницкого (Теляшина) (1669-1739), педагога Математико-навигацкой школы, автора знаменитого учебника «Арифметики». Фамилия Магницкий была дарована ему Петром I. В роду Теляшиных был святой Нектарий (в миру Николай Павлович Теляшин (1586-1667) – монах и строитель Нило-Столобенской пустыни, архиепископ Сибирский и Тобольский. Л.Ф. Магницкий был не только математиком, но и горячим ревнителем православия, обладающим глубокими богословскими познаниями.
Его правнук Михаил родился 23 апреля 1778 г. Семья Магницких была небогатой. Образование Магницкий получил в 1790-е годы в благородном пансионе при Московском университете. На доске почета, заведенной в пансионе в 1791 г., его имя было записано золотыми буквами третьим по счету, в то время как имя поэта В.А. Жуковского значилось там же тринадцатым. За блестящие успехи в изучении наук Магницкий получил золотую медаль. Магницкий отличался артистизмом и обаянием, будучи человеком «острого, высокого ума, с необыкновенно увлекательным даром слова» . Когда он говорил, то «одно живое слово, одно блестящее замечание сменялось у него другим; за эпиграммою следовал фарс, там опять какое-нибудь передразнивание, какая-нибудь острая выходка, напоминавшая лучшие парижские гостиные; какая-нибудь арлекинада, от которой все помирали со смеху; и все это с разносторонним талантом было приправлено то смехотворной импровизацией, то прочитанным или тут же вымышленным рассказом». Ко всему прочему он обладал привлекательной внешностью и превосходными манерами, писал недурные стихи, некоторые из которых Н.М. Карамзин опубликовал в своем альманахе «Аониды».
Карьера Магницкого началась с воинской службы, затем перешел в 1798 г. в Коллегию иностранных дел и был направлен в канцелярию посольстве в Вене, где оказался прикомандированным к А.В. Суворову для ведения его переписки. В 1802 г. Магницкий назначается секретарем посольства в Париже . По мемуарному преданию, он обратил на себя внимание Наполеона, который предсказывал ему блестящее будущее: «Этот молодой человек далеко пойдет в своем отечестве». По возвращении из-за границы в Петербург в 1803 г. Магницкий поступил на службу начальником экспедиции департамента министерства внутренних дел и тесно сблизился с М.М. Сперанским. В 1810 г. он был введен Сперанским в ложу «Полярная звезда». Особо тесный характер их отношений злые языки объясняли не только общностью убеждений и масонской солидарностью, но и тем, что Сперанский «был в тесной дружбе с Магницким и, как полагают, в связях с его женою».
В 1810 г. Александр I приблизил Магницкого к себе в качестве статс-секретаря департамента законов в Государственном совете с пожалованием в действительные статские советники. Он начал выполнять все военные дела «в высшем их отношении», составлять инструкции командующим русскими армиями. Кроме того, Император дал ему в марте 1811 г. «поручение образовать устройство Министерства Военного и полиции». Магницкий вместе с военным министром М.Б. Барклаем де Толли возглавил комиссию составления уставов и уложений для всех подразделений военного министерства и смог за несколько месяцев составить все необходимые уставы и подать их на высочайшее рассмотрение. Казалось бы, судьба его складывалась предельно благополучно.
Однако 17 марта 1812 г. Магницкий был объявлен государственным преступником и отправлен в изгнание. Причиной этому явилось падение с поста секретаря Государственного совета его покровителя и друга М.М. Сперанского, который был обвинен в «намерении ниспровергнуть существующий порядок», в «преступных сношениях с французским правительством» и сослан Нижний Новгород. Магницкий же был отправлен в Вологду. Многое пришлось пережить в ссылке Магницкому. На улицах на него указывали пальцем, дети кричали вслед: «изменник!» Проходу не было не только его семейству, но и слугам. Акушер отказывался приезжать к его беременной жене. В лавках ему продавали товары по ценам, завышенным в сравнении с обычными, в пять раз. Магницкие были вынуждены продавать все, что у них было, вплоть до одежды. После взятия французами Москвы ему показалось, а, может быть, так и было на самом деле, что купцы из вологодских мясных рядов решили его убить. В своих показаниях Александру I он писал: «В течение нескольких месяцев, – каждую ночь, с больною беременною женою и малолетним сыном ожидал я нападения пьяной черни». По его позднейшим воспоминаниям, «жена его, от жестокого климата, потеряла здоровье, а дочь умерла». Сильнейшее потрясение, связанное с крушением карьерных планов и смертью ребенка могло стать одной из причин того, что Магницкий стал искать утешения в религии.
По прошествии нескольких лет, Император, столь же внезапно, сколь и отправил их в опалу, «простил» Сперанского и Магницкого. 30 августа 1816 г. Магницкий получил назначение на должность воронежского вице-губернатора и с июня 1817 г. фактически выполнял губернаторские обязанности. За короткое время он смог раскрыть значительные злоупотребления и преступления воронежских властей.
Указом от 14 июня 1817 г. Магницкий был назначен на должность гражданского губернатора в Симбирск, где он вновь подтвердил свое реноме ловкого, распорядительного и энергичного администратора, ведущего активную борьбу с разного рода злоупотреблениями и преступлениями, деятельно и энергично защищавшего местных крестьян от насилия и злоупотреблений помещиков. Н.И. Тургенев, летом 1818 г. посетивший свои поместья в Симбирске записывал: «»Магницкий делает здесь некоторую эпоху своим управлением. По всей губернии беспрестанные следствия против дворян, употребляющих во зло власть свою … начинаю уважать его как защитника крестьян, хотя и вижу в действиях его неосторожность и неопытность его, а может быть и желание выслужиться».
В тот период Магницкий оставался ещё на былых либеральных позициях, поддерживал тесные связи со Сперанским, который весною 1818 г. писал в одном из частных писем о том, что Магницкий «ведет себя как рыцарь, искоренитель всех злоупотреблений». Однако, вскоре судьба Магницкого выписала очередной зигзаг.
В начале 1819 г. он получил от Александра I предложение стать членом Главного правления училищ, органа, призванного направлять всю деятельность министерства духовных дел и народного просвещения. В феврале того же года ему было поручено произвести проверку деятельности созданного в 1805 г. Казанского университета. Министр духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицын получал донесения «о крайне запущенном состоянии» Казанского университета. Опираясь на них, он и поручил Магницкому провести ревизию этого заведения.
Ревизия Казанского университета приобрела характер важнейшего, знакового события, ключевого для внутренней политики этого периода, став своего рода символом мракобесия, обскурантизма и крайней реакции, якобы наступившей в течение пяти последних лет александровского царствования. Историки и публицисты обвиняли Магницкого в реакционности, невежестве, незнании особенностей университетской жизни, предвзятости, карьеризме, интриганстве. Априорно подразумевалось, что ревизия была вызвана политическими, а не академическими мотивами, тем более не какими-либо вопиющими злоупотреблениями, поскольку университет был заведомо вне подозрений в силу того, что являлся «заповедником» свободы и прогресса. Общим местом стало утверждение об изгнании Магницким из университета лучших профессоров. Утверждения эти, сформулированные в 60-е гг. XIX в., повторяются из исследования в исследование, создавая иллюзию исчерпанности темы. Однако обращение к самим материалам ревизии существенно меняет общую картину происшедшего события.
Итоговый текст отчета о ревизии рисует несомненные вопиющие недостатки, злоупотребления и должностные преступления в деятельности Казанского университета. Речь шла о воровстве очень значительных сумм из университетского бюджета, огромных по тем временам расходов на обучение с минимальной отдачей, липовой отчетности, фальсификациях экзаменов, сомнительном уровне квалификации значительной части преподавателей и профессуры и их не менее сомнительном моральном уровне, разваливающихся учебных корпусах, злоупотреблениях в использовании имеющихся площадей, когда студенты вынуждены были ютится в антисанитарных условиях и пр. При этом характеристики, данные Магницким в отчете профессорско-преподавательскому составу университета, были зачастую точны и объективны. Отметим, что он выделил, как выдающихся ученых, математика Н.И. Лобачевского («есть человек отлично знающий») и астронома И.М. Симонова («подающий самую большую надежду на будущее время»), участника полярной экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева. В дальнейшем Симонов стал приближенным к Магницкому человеком и в качестве такового пребывал вплоть до его опалы.
Особое внимание стоит обратить на то, как следует понимать ставшую «хрестоматийной» фразу Магницкого о том, что университет «по непреложной справедливости и по всей строгости прав, подлежит уничтожению…в виде публичного его разрушения». На самом деле в отчете речь шла о системе мер, целесообразность которых можно оспаривать, но которые сами по себе не были реакционными и обскурантскими: укрепление уже существовавшей гимназии, с отделением при ней, в котором готовились бы учителя для обширного региона, создание пансиона для «благородного юношества», создание татарского училища, основание медико-хирургического института с анатомическим театром, больницами и ветеринарным отделением и т.д.
В июне 1819 г. Магницкий был назначен попечителем Казанского учебного округа. В привычном для него стиле, он рьяно приступил к исполнению новых обязанностей. Автономия университета была ликвидирована, отныне на все должности сотрудники не избирались, а назначались. Был уволен ряд профессоров, прежде всего по причине преклонного возраста, низкой квалификации, пристрастия к алкоголю и т.д.
Меры нового попечителя преследовали одну цель: пересоздать русские университеты и всю систему общественного воспитания в России таким образом, чтобы не допустить превращение их в «гнездо крамолы». В России западноевропейский педагогический опыт, считал Магницкий, может оказаться особенно опасным: «Мы заимствовали просвещение от земель иностранных, не приспособив его к нашему положению (не обрусив), и сверх того в самую неблагоприятную минуту, в XVII-м и начале XVIII-го столетия, то есть во время опасной его заразы, – писал он. – Мы пересадили ядовитое растение сие в наш холод, где оно вредит медленно, ибо растет худо (курсив Магницкого – А.М.)». Выход виделся Магницкому в том, чтобы систему образования организовать таким образом, чтобы она соответствовала национальным особенностям: «Россия имеет особенный характер, – утверждал он. – Следовательно и просвещение ее должно быть соображено с сими отличительными ее свойствами». Главной целью университетского образования объявлялось воспитание «верных сынов Православной Церкви, верных подданных Государю, добрых и полезных граждан Отечеству». Студенты обязаны были ежедневно «отправлять» в положенное время должные молитвы, приучаться «к делам милосердия небольшими, по состоянию каждого милостынями, посещением больных товарищей в праздничные дни, и т.п.». Причем студенты, «отличающиеся Христианскими добродетелями», должны были предпочитаться всем прочим. Директор университета должен был «иметь достовернейшие сведения о духе университетских преподавателей, часто присутствовать на их лекциях … рассматривать тетради студентов, наблюдать, чтобы не прошло что-нибудь вредное в цензуре», чтобы «дух вольнодумства ни открыто, ни скрытно не мог ослаблять учение церкви в преподавании наук философских, исторических или литературы». В основе преподавания всех наук «должен быть один дух Святого Евангелия». Как писал в своих записках хорошо знавший Магницкого Д.П. Рунич «он хотел, чтобы занятиями и поведением студентов руководила одна православная религия» .
Вместо римского права в университете было введено преподавание византийского права, и в качестве источника последнего рассматривалась «Кормчая книга». С «обличительной» целью была создана особая «кафедра конституций», английской, французской и польской, для «обличения» конституционализма. В феврале 1823 г. Магницкий обратился с официальной запиской к Голицыну об изъятии естественного права и философии из преподавания. По словам Магницкого, «наука естественного права … наносит святотатственные удары престолу царей, властям и таинству супружеского союза». Философия же «есть ничто иное, как настоящий иллюминатизм (иллюминатство выступало для Магницкого синонимом масонства, которое в консервативном дискурсе традиционно воспринималась как подрывная секта – А.М.)». Результатом распространения просветительской философии было то, что сначала поколебалась и исчезла вера, потом взволновались мнения, изменился образ мыслей только переменою значения и подменом слов, и от сего неприметного и как бы литературного подкопа, алтарь Христов и тысячелетний трон древних государей взорваны.
Изменения коснулись и студенческой жизни, причем университет «принимал вид духовного, даже монашеского учреждения … и преобразователи его старались уничтожить все признаки и особенности светского учебного заведения». Все студенты были распределены не по курсам, а по степени «нравственного содержания». К первому разряду относились «отличные», «весьма хорошие» и «хорошие» студенты, ко второму – «испытуемые», «посредственные» и «исправляемые» и, наконец, «находящиеся под особым присмотром». Студенты, принадлежащие к каждому из этих разрядов, располагались на разных этажах и собирались вместе только на лекциях. Но и здесь принимались меры для того, чтобы предотвратить какое бы то ни было общение между ними. Надзор за студентами доходил до такой степени, что не только посещать знакомых, но и переходить с одного этажа на другой запрещалось без билета от инспектора. Надзиратели обязаны были водить студентов из одной комнаты в другую, осматривать волосы, платья, кровати. Посторонние лица могли посещать университет только в праздники, да и то под непосредственным наблюдением надзирателя. За все нарушения заведенных правил студенты подвергались наказаниям, перечень которых был весьма обширен. Это могло быть лишение пищи на несколько дней, заключение в карцер, или в «комнату уединения», где двери и окна были загорожены железными решетками, на одной из стен висело распятие, а на другой картина Страшного Суда. Попадавшие в карцер получали название «грешников», и пока они находились в заключении, за спасение их душ произносились молитвы.
Свои итоговые взгляды на основные принципы образования воспитания Магницкий выразил в записке «о народном воспитании», которую он отправил 7 ноября 1823 г. Александру I. Магницкий предлагал царю проект создания целостной системы «народного воспитания». С его точки зрения, «люди злонамеренные» (в их число Магницкий относил Талейрана, Наполеона и Вейсгаупта), целенаправленно исказили всю систему народного воспитания. В нынешнем ее виде она является плодом реализации «правильного, обширного и давно втайне укоренившегося плана и заговора». Магницкий имел в виду прежде всего масонство, но прямо не говорил об этом, предпочитая возлагать ответственность за происходящее в мире зло прежде всего на «князя тьмы века сего». Этот заговор привел к тому, что, утверждал Магницкий, даже те учителя, которые должны учить наследника престола оказались «заражены опаснейшими началами неверия идей возмутительных». Поэтому Магницкий предлагал Александру I воспользоваться тактикой и указаниями врагов монархии и христианства, поскольку «из них же можно, как кажется, почерпнуть и противуядие, как то делается в медицине, когда кровью бешеной собаки исцеляется ее укушение», то есть составить на определенных началах план «народного воспитания», который бы охватывал все учебные заведения Российской Империи. В качестве основных начал народного воспитания Магницкий задолго до С.С. Уварова, назвал православие и самодержавие, «два священных столпа, на которых стоит Империя». Без первого невозможно второе. Более того, «самодержавие вне православия есть одно насилие», утверждал Магницкий. Но эти два начала русской жизни, «хотя еще не поколебались, но уже ослаблены».
В 1823 г. Магницкий примкнул к «православной оппозиции», которую тогда возглавляли А.А. Аракчеев, митрополит новгородский и петербургский Серафим (Глаголевский) и архимандрит Фотий (Спасский) и которые ставили своей целью изменение конфессиональной политики в пользу Православной Церкви. В мае 1824 г. А.Н. Голицын, сотрудником которого был Магницкий, под давлением «православной партии» был отправлен в отставку, министерство духовных дел и народного просвещения реорганизовано, а новым министром народного просвещения назначен один из ревнителей православия А.С. Шишков. Положение Магницкого вновь оказалось очень шатким – консерваторы не верили в искренность его консерватизма, Шишков был не прочь избавиться от былого союзника, либералы считали ренегатом, это сильно осложняло ему жизнь и портило репутацию.
После смерти Александра I судьба Магницкого в очередной раз резко изменилась. В начале 1826 г. крепко не любивший некоторых чиновников александровской эпохи, Николай I назначил ревизию Казанского университета. Ревизоры обнаружили растраты Магницким казенных денег. Известный историк П.И. Бартенев в своих комментариях к автобиографическим показаниям Магницкого отметил по этому поводу, что «казанское дело», продолжавшееся семь лет, закончилось тем, что с первоначально обвиненного в растрате 90 тысяч рублей Магницкого было взыскано 438 рублей 15 копеек, и сделал вывод, что он «не был корыстолюбцем или мелким злоупотребителем». Так или иначе, Магницкий был отправлен Николаем I в отставку вместе с А.А. Аракчеевым и Д.П. Руничем. На его имущество был наложен секвестр, а затем он был сослан в Ревель, где жил около шести лет.
В 1834 г. Магницкому было дозволено переселиться в Одессу. Особо теплые отношения сложились у Магницкого с религиозным писателем и консервативным публицистом А.С. Стурдзой. В Одессе Магницкий увлекся астрономией, занимался греческим языком и переводом книг древних писателей, писал статьи для погодинского «Москвитянина». Сохранилась характеристика Магницкого того времени, данная А.С. Стурдзой: «быстрота и меткость ума еще не покидали бодрого старца; он все еще был душою наших дружеских бесед, несравненным ценителем ученых и литературных трудов, строгим обличителем гордой философии по стихиям мира и в полном смысле стоиком-христианином. Только мало-помалу крепло и обнаруживалось в нем благодатное отчуждение от мирских видов и пристрастий, прилежание к келейной молитве и безусловное младенческое послушание всем уставам матери нашей Православной церкви”. Магницкий окончательно обратился к традиционному православию. Любимыми его книгами стали Евангелия и Четьи-Минеи Св. Димитрия Ростовского. «Он уже строго осуждал в других уклонения мистицизмом и всякие другие уклонения от чисто-православного учения; таким лицам он выставлял в пример для подражания простоту веры поселян, и при этом нередко повторял: «нам нужно побольше мужицкой веры». Воспоминания духовника Магницкого, протоиерея М.К. Павловского, профессора богословия Новороссийского университета, очень ярко рисуют духовные пристрастия и причуды Магницкого. Приведем наиболее яркие их фрагменты: «Магницкий говорил… «в вере я такой, как и мой кучер, и такого мне надо духовника. … В какую церковь мой кучер, туда и я. А если в ней несколько священников, то если я застану в церкви кого-либо из них, то – это он, мой духовник».
Он верил в действия херувимскаго ладана, освященной воды и помазания елеем; верил, что всем этим можно прогонять Диавола. Козни Диавола он видел везде и во всем. … Жена его, француженка, обращена в православие; но после она опять перешла в католичество и была предана последнему до фанатизма. Хотела и внуков своих обратить в католичество… Так вот, когда из-за этого у него бывали семейные раздоры, которые его страшно огорчали, то он видел здесь наваждение Диавола и поэтому всякий раз кропил стены св. водою и курил в комнатах херувимским ладаном. Этим он прогонял бесов, как причину раздора. Веруя сам просто, он и от других требовал такой же простоты.…Восставал он также против благотворительных вечеров с танцами и концертов, и дамам без церемонии говорил и доказывал, что в этом случае они служат диаволу. И все это излагал он им на прекрасном французском языке… Дамы говорили ему: «Как это говорится при крещении детей: дуни и плюни на него? Что, мы разве чертей рождаем?!» А он твердил им: да, да нужно изгонять Диавола из того, что вы рождаете… Те уходили от него со смехом и считали его чуть не помешанным… Вообще, он глубоко верил в силу молитвы. «Сказано: просите, и дастся вам; я так и верю. У Бога, как у отца, нужно прямо просить того, в чем есть нужда. Если нуждаешься в сапогах, так и молись: Господи, дай мне сапоги! Если у меня нет дров, я буду просить и молиться об этом, и Бог так сделает, что у меня будут дрова. Я просто могу формулировать все свои просьбы к Богу». И этот благочестивый старец когда-то носил вместо трости якобинскую дубинку с серебряной бляхой, на которой красовалась надпись по-французски: «droits de l`homme» (права человека)!
21 ноября 1844 г. Магницкий скончался от воспаления легких и был погребен на Старом кладбище Одессы. В 1930-е годы на месте этого кладбища был устроен парк имени Ильича…
Аркадий Минаков
Помощь сайту: Отправить 100 рублей
Одежда от "Провидѣнія"
Мастерская "Провидѣніе"
Источник — rusnasledie.info
