Влиятельнейший британский политик лорд Артур Бальфур, один из тех, кто определял курс Лондона на рубеже 19-20 веков, был убежден, что весь мир будет поделен между несколькими великими “расовыми государствами”: англосаксонским, славянским, германским, латинским, азиатским, исламским и южноамериканским.

Славянское государство будет простираться от Венгрии и Балкан на восток вплоть до северной части Тихого океана. Германское поглотит Нидерланды, Данию, большую часть Швейцарии и будет доминировать в Центральной Европе. Латинская федерация “уравновесит” Германию за счет включения в себя Испании, Португалии, Франции, Италии, Бельгии, Греции и части Швейцарии. Китай и Япония сформируют ядро азиатского расового государства, а турецко-исламское сплотит вокруг модернизированной Турции весь исламский мир. Государства Южной Америки объединятся в одно целое. Но ведущим государственным образованием на земле, разумеется, станет нечто, объединяющее Британскую империю и США.

Однако более популярным на Западе было мнение о том, что мир будет поделен между “великими расами” самого Запада: Британской империей, США, Россией, Германией и Францией. Малые так называемые суверенные государства выступают лишь в роли сателлитов, вращающихся вокруг больших политических планет. Действительно, в начале 20 века эти пять великих держав контролировали четыре пятых поверхности земли и управляли двумя третями ее населения. Отсюда сделали вывод, что объективными конкурентами в борьбе за мировое господство являются Франция – наиболее энергичный представитель “латинской расы”, Германия – “тевтонские кузены” англосаксов, а также Россия – лидер “славянской расы”.

Англосаксы провели анализ “рас-соперниц” с целью рассмотрения их сильных и слабых сторон при выработке стратегии борьбы за мировое лидерство. Результаты данного анализа произвели глубокое впечатление в англосаксонском мире и не только в нем. В своей массе представители “латинской расы” характеризовались как эмоциональные, несдержанные, необязательные и недисциплинированные люди. Их отличает также якобы легковерность и суеверие, склонность путать реальность с фантастикой. С точки зрения геополитики британская и американская элиты расценивали латинян как наименее сильную из влиятельных мировых рас.

С Германией и в целом “германской расой” дело обстояло несколько иначе. Германцы рассматривались как наследники тевтонов и поэтому якобы обладали схожими с самими англосаксами национальными чертами, такими как бережливость, амбициозность, трудолюбие, приспособляемость, лояльность, осторожность. Но англосаксов откровенно настораживало стремление их германских “кузенов” потеснить на мировых рынках британскую торговую буржуазию. Для чего якобы Берлин и объявил о начале масштабной кораблестроительной программы.

Полную солидарность с британцами проявили американцы. Политики в Вашингтоне открыто говорили о том, что США окажутся перед лицом катастрофы, если Германия победит в борьбе за главенство на морях. Растущий экспансионизм США и впрямь требовал военно-морского обеспечения. Конкретно американцев настораживал тот факт, что Германия все пристальнее начала взирать на сферу безраздельного прежде влияния США – Южную Америку.

В связи с этим влиятельный американский государственный деятель Генри Кэбот Лодж в феврале 1900 года открыто заявил о том, что ему известен главный объект германской экспансии – богатая природными ресурсами Бразилия, для чего якобы Берлин попытался низвергнуть Доктрину Монро. Опасения Лоджа разделял и ставший вскоре президентом Теодор Рузвельт.

Негативное отношение к германцам со стороны англосаксонской элиты явилось парадоксом, ввергнувшим теоретиков “англосаксонской исключительности” в смятение. Единственное, что им оставалось, так это доказывать себе и другим, что германцы и англосаксы так давно утратили общность, что разговоры об их родстве просто потеряли смысл. Более того, по мнению этих теоретиков, современные германцы настолько пропитались духом абсолютизма, что потеряли “вкус тевтонских свобод”. Да к тому же, смешавшись с “латинянами”, перенимают у последних явно отрицательные черты, например склонность к коррупции. Поэтому считать их представителями суперрасы невозможно. Но несмотря на негативное отношение к германцам и их растущему могуществу, англосаксы все же не считали “расовых кузенов” главной угрозой своему гипотетическому доминированию.

В наибольшей степени сторонников концепции “англосаксонской исключительности” беспокоила Россия. Трудно выразить словами ужасающее впечатление, которое производил на британцев и американцев Русский колосс. Они рассматривали экспансию Российской империи как почти космическое явление, несущее в себе гигантскую стихийную, непреодолимую силу, которая затрагивает всех и каждого, кто становится на ее пути. Будь то государственные деятели или философы, все они сравнивали русскую экспансию с движением ледника, выползшего с Севера и ежегодно увеличивающегося в объеме и набирающего все больший вес.

Простого взгляда на карту мира было достаточно, чтобы понять одну важную вещь: на всем протяжении своих границ Российская империя вступала в потенциальную конфронтацию с империей Британской. Проигранная Крымская война и “украденная” на Берлинском конгрессе победа в Русско-турецкой войне вроде бы остановили продвижение русских на юг. Но в Лондоне и Вашингтоне опасались, что Санкт-Петербург в один прекрасный день, наплевав на все договоры, всей своей мощью устремится в этом “чувствительном” для Европы направлении, как он это сделал на обширных азиатских пространствах. Это неминуемо столкнет русских с британцами, угрожая позициям Лондона в Средиземноморье, Персидском заливе, а затем в Индии, Бирме, Малайе и Китае. Англосаксонские аналитики полагали, что в этом случае само существование Британской империи будет поставлено под вопрос.

В 1890 году военное руководство Великобритании пришло к заключению, что без надежных союзников им не выдержать натиска русских. Царская военная мощь слишком велика. Россия обладает иммунитетом от вторжений, имея обширные территории, труднодоступные с морей, и почти самодостаточную экономику. Если же русские “возобновят движение”, они быстро “переварят” захваченные территории и местное население, превратившись в гигантское образование, противостоящее разрозненным и слабым по отдельности англосаксонским анклавам. Этот бэкграунд сильно влиял на рассуждения аналитиков Британии и США о присущих “славянской расе” и прежде всего русским черт и отличительных особенностей, которые должны учитываться в военно-политическом планировании.

Разумеется, расовые характеристики русских не могли быть лестными. По мнению англосаксонских мыслителей, “типичный русский мужик” обладал такими чертами, как скрытность, индифферентность, недостаток предприимчивости, суеверность, набожность. А крестьяне составляли подавляющее большинство населения Российской империи и главную солдатскую массу.

Один из “специалистов” в расовом вопросе подметил такой парадокс: “Раса славян, с одной стороны, невежественная, вялая и раболепная, а с другой – характеризуется терпением и мужеством. Славяне имеют склонность к подчинению, приемлют внешнее управление и в то же время обладают большим энтузиазмом и несгибаемой волей”. Благодаря совокупности этих черт русские крестьяне, будучи мобилизованы, с легкостью подчиняются командирам и превращаются в нерассуждающий мощный кулак. Уж если такие солдаты пришли в движение, то благодаря их терпению, стойкости и беспрекословному повиновению их уже невозможно остановить.

Возможное столкновение англосаксов и славян пытались представить как борьбу идеалов свободы и деспотизма, особенно присущего России. При этом русским приписывалось расовое мессианство, что делало неизбежным их столкновение с мессианством англосаксов.

Представители англосаксонской элиты не желали признавать за русскими расовой полноценности и продолжали считать их “полуцивилизованными”. Американский президент Герберт Гувер открыто заявлял о том, что “русские – это азиаты, которые вообще не являются частью западной цивилизации”. В Британии и США было популярно мнение, что русская экспансия представляет собой “последнюю волну варваров из Азии”. Американский пастор Джошуа Стронг подчеркивал, что русский, несмотря на европейское обличье, по натуре чистый азиат. Американский социолог Франклин Х. Гиддингс сравнивал русских с “шайкой азиатских варваров”, которых вождь гуннов Аттила привел в V веке под стены Рима. Английский литератор и журналист Эдвард Дайси, проводил параллель между продвижением русских на запад и вторжениями в Европу готов, гуннов, татар и турок. Кровь всех этих варварских народов, заключал Дайси, течет в жилах русских, делая их существование несовместимым с ценностями западной цивилизации.

Таким образом, элита Британии и США, проникнутая идеями своей исключительности, в начале 20 века стала воспринимать Россию в качестве основного соперника. При этом главную угрозу своим интересам они видели на Дальнем Востоке – в виде проникновения русских в страны региона, не входившие ни формально, ни по умолчанию в сферу влияния Санкт-Петербурга.

Во многом провоцирующую роль играла Япония, также считавшая Россию главным конкурентом в деле колонизации территорий региона. Так наметилось сложение интересов Японии, Британии и США вокруг еще не освоенных, но сулящих громадные дивиденды дальневосточных рынков – прежде всего многомиллионного Китая.

Главный урон мог быть нанесен торговым интересам Великобритании, поскольку уже к 1900 году около одной шестой британского экспорта приходилось на Китай. Британские коммерческие суда перевозили три четверти объема китайской внешней торговли и обеспечивали до половины прибрежных перевозок местных коммерсантов. Британские капиталисты вкладывали ежегодно по несколько миллионов фунтов стерлингов в экономику Китая, что по тем временам считалось гигантской суммой.

Вполне очевидно, что вмешательство России в налаженные процессы не могло не вызвать недовольства Лондона. Впрочем, и Вашингтон, не будучи ведущим коммерческим игроком в регионе, не мог не считаться с солидарным мнением своих англосаксонских партнеров и не просчитывать “упущенную выгоду” от потенциальных сделок.

В еще большей степени Лондон волновали геополитические последствия русской экспансии. Там опасались поисков Токио и Берлином взаимопонимания с Санкт-Петербургом как следствия роста русского могущества в регионе. Вашингтон поначалу не слишком был этим озабочен. Будущий президент Теодор Рузвельт даже публично заявлял, что экспансия России в Азии не может повредить англосаксонским устремлениям в еще не колонизированных пространствах Австралии и Африки.

Политическая индифферентность расового союзника никак не могла удовлетворить британцев. С разъяснением выступил упомянутый канадский министр Дэвид Миллс: “Это не проблема в отношениях Англии и России, это вопрос об отношениях саксов и славян. Опасность направлена не на государство, а на расу, к которой мы все принадлежим!”

Методически выверенные шаги официального Лондона постепенно стали приносить дивиденды. Япония, подстрекаемая Великобританией, приступила к активным военным приготовлениям. Токио официально предложил Лондону усилить его военно-морское присутствие в регионе. Британцы мало того что пошли навстречу “просьбе”, так еще и предложили Токио союз, обещав “прийти на помощь, если японцы окажутся втянутыми в войну более чем с одной державой”.

Начавшаяся в 1904 году Русско-японская война, таким образом, явилась в том числе следствием сложной многоходовой игры Лондона, вовлекшего в нее в конце концов и Вашингтон. Совместными усилиями обеим англосаксонским державам руками всесторонне поддержанной ими Японии удалось нанести, как они посчитали, чувствительный удар по “заклятому расовому врагу” – России. Это имело существенные геополитические последствия, включая временную нейтрализацию воли и стремления русских действовать без оглядки на англосаксов. Последующее развитие событий – Первая мировая война и предшествовавшая ей возня с формированием противоборствующих коалиций, надо признать, продемонстрировали выверенность политических ходов Лондона и сплотившихся вокруг идеи “доминирования” других англосаксонских образований.

В настоящее время, несмотря на демонстрируемую сдержанность и даже исключение из лексики нынешних политиков и ученых англосаксонских государств фразеологии об “англосаксонской исключительности”, посеянные на рубеже 19–20 веков “геополитические зерна” продолжают постоянно проявляться в той или иной форме.

Помощь сайту: Отправить 100 рублей

Одежда от "Провидѣнія"

Мастерская "Провидѣніе"

Источник — http://www.rusnation.org/