Начиная с времен французской революции и продолжая событиями 19-го - начала 20-го веков в Европе, весь цивилизованный мир претерпел эпохальную трансформацию. Хотя принцип монархического правления оставался доминирующим, до катастрофических событий Первой мировой войны в Европе существовали только две республики: Швейцария и Франция.
Четыре года спустя, после того как правительство Соединенных Штатов вступило в европейскую войну и решительно определило ее исход, монархии почти исчезли.
С участием США война приобрела новое измерение. Вместо того, чтобы быть традиционным территориальным спором, как это было до 1917 года, европейская война стала идеологической миссией – убрать династических правителей. Романовы были уничтожены физически, Гогенцоллерны и Габсбурги отреклись или ушли в отставку. Россия, Германия и Австрия стали демократическими республиками с всеобщим мужским и женским правом и парламентскими правительствами. Аналогичным образом, государства, возникшие после крушения европейских империй – Польша, Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Венгрия и Чехословакия приняли демократично-республиканские конституции, причем единственным исключением стала Югославия. В Турции и Греции монархии были свергнуты, и даже там, где они сохранились, как в Великобритании, Италии, Испании, Бельгии, Нидерландах и скандинавских странах, монархи больше не пользовались реальной властью, по-крайней мере, официально. Всюду вводилось всеобщее избирательное право и вся государственная власть была делегирована в парламенты и “публичные” должностные лица. Началась новая эра – демократически-республиканская эпоха под эгидой господствующего правительства США.
Конец Первой мировой войны можно определить, как момент времени, когда частная государственная собственность полностью сменилась общественной властью, из которой выходит тенденция к росту правительства и процессу децивилизации. Демократический республиканизм породил коммунизм, с его общественным рабством и правительством, практикующим массовые убийства даже в мирное время. И после попыток реакции здоровых общественных сил в виде фашизма и национал-социализма, наиболее распространенной, устойчивой и официально одобряемой формой правления в мире стала либеральная социал-демократия.
Обязательная военная служба стала почти всеобщей, внешние и гражданские войны увеличились в жестокости, а процесс политической централизации продвинулся еще больше, чем когда-либо. В результате демократически-республиканский процесс привел к постоянному росту налогов, долгов и государственной занятости, что привело к разрушению золотого стандарта, беспрецедентной бумажно-денежной инфляции, а также усилению протекционизма и управляемой миграции. Даже самые фундаментальные положения традиционного права были извращены неуклонным потоком законодательства и регулирования.
По сравнению с 19-м столетием когнитивная доблесть политической и интеллектуальной элиты и качество государственного образования сократились, а темпы преступности, структурная безработица, зависимость благосостояния людей от государственной бюрократии, паразитизм, халатность, безрассудство, психопатия и гедонизм увеличились. На протяжении многих веков, до конца 19-го века, рождаемость была почти постоянной: где-то 30-40 детей на 1000 человек населения. Резко контрастируя, в течение двадцатого века рождаемость в Европе и США испытала резкое снижение – примерно 15-20 детей на 1000 человек населения. В то же время темпы разводов, одиночного воспитания и абортов неуклонно возрастали, в то время как ставки личных сбережений начали застаиваться или даже падать, а не повышаться пропорционально или даже чрезмерно-пропорционально доходам.
При монархии государство является частной собственностью монарха. Будучи частным владельцем правительственного имущества, правитель имеет право передать свое имущество своему личному наследнику. Он может продавать, сдавать в аренду или отдавать часть, или все свое привилегированное имущество и в частном порядке получать прибыль от продажи или аренды. Он может лично нанимать или увольнять каждого администратора и сотрудника своего имения. Напротив, с общественным правительством контроль над государственным аппаратом лежит в руках более или менее безответственного “смотрящего”, который может использовать аппарат в своих личных интересах, но он не владеет им. Ему принадлежит нынешнее право на использование государственных ресурсов, но не их капитальная стоимость.
Очевидно, что государь будет иметь тенденцию к систематически более длинному горизонту планирования, т.е. степень его экономической эксплуатации имеет тенденцию быть меньше, чем у демократически избранного “смотрящего”. Монарх будет предсказуемо стремиться максимизировать свое общее богатство, то есть текущую стоимость его недвижимости и его текущий доход. Он не хочет увеличивать доход большей ценой. Кроме того, поскольку акты текущего приобретения доходов неизменно влияют на ценность текущих активов, частная собственность сама по себе приводит к экономическому расчету и тем самым способствует дальновидности.
В случае монархии подразумевается определенная умеренность в отношении стимула правителя использовать его монопольные привилегии экспроприации. Там, где ничего не было создано, ничто не может быть экспроприировано, и там, где все было экспроприировано, все последующее производство придет к критической остановке. Следовательно, государь избегает обложения налогом своих подданных настолько сильно, что уменьшается потенциал будущей прибыли. Вместо этого, чтобы сохранить или даже повысить ценность его личной собственности, он будет сдерживать себя в своей политике налогообложения, поскольку чем ниже степень налогообложения, тем продуктивнее будет население, и чем продуктивнее население, тем выше будет размер казны. В интересах монарха поддерживать растущую, все более производительную неправительственную экономику, поскольку это всегда увеличивало бы и его собственное богатство, и процветание общества в целом. Таким образом, ставки налогов будут низкими.
Частная собственность на правительство подразумевает умеренность и дальновидность по еще одной причине. Вся частная собственность по определению является исключительной собственностью. Тот, кто владеет имуществом, имеет право исключить всех остальных из пользования ею и он вправе выбирать, с кем он готов поделиться своим пользованием. Как правило, он будет включать свою семью и исключать всех остальных, за исключением приглашенных гостей или оплачиваемых сотрудников. Из-за этих ограничений в отношении вступления в правительство и исключительного статуса отдельного правителя и его семьи частная собственность на правительство стимулирует развитие ясного “классового сознания” со стороны негосударственной общественности, и способствует оппозиции и расширению власти правительства. Солидарность между управляемыми укрепляется и риск для правящего класса потерять легитимность в результате увеличения эксплуатации увеличивается, что служит дополнительным сдерживающим фактором для монарха.
В отличие от этого, демократический “смотрящий” правительства будет пытаться максимизировать не общее государственное богатство, а текущий доход. Вместо того, чтобы поддерживать или повышать ценность правительственного имущества, как это делал бы монарх, временный “смотрящий” быстро использует как можно больше государственных ресурсов, поскольку то, что он сейчас может потребить, он никогда не сможет потребить в будущем. В отличие от государя, он не заинтересован в том, чтобы не разрушить свою страну.
Кроме того, при демократии декларируется, что любой, в принципе, может стать членом правящего класса или даже главой власти. Различие между правителями и управляемым, а также классовое сознание управляемых становятся размытыми. Возникает иллюзия, что различия больше не существует: что никто не управляется кем-либо, и что каждый управляет сам собой. Соответственно, общественное сопротивление государственной власти систематически ослабляется. Следовательно, не только будет увеличиваться эксплуатация, открыто в виде более высоких налогов или скрытно, как увеличение количества правительственных денег, а также будет увеличиваться законодательное регулирование. Аналогично, число государственных служащих также будет расти относительно частной занятости, будет стимулироваться продвижение людей с ограниченностью дальновидности, предпочитающих получать удовольствия “здесь и сейчас”.
Монархический мир характеризовался наличием товарных денег, обычно серебра или золота, и, наконец, мировым рынком по международному золотому стандарту. Стандарт товарных денег затрудняет, если не делает вообще невозможным раздувание денежной массы. При монархиях не существовало монополии нетоварных государственных бумажных денег, которые могут быть созданы из воздуха практически бесплатно. Это было достигнуто только в условиях демократического республиканства – анонимного и безличного правления.
В монархическую эпоху товарных денег, в значительной степени неконтролируемых государством, “уровень” цен вообще падал, а покупательная способность денег увеличивалась. Индексы цен Великобритании, например, указывают на то, что цены были значительно ниже в 1760 году, чем за сто лет до того, и в 1860 году они были ниже, чем они были в 1760 году. Под влиянием международного золотого стандарта ситуация в других странах была аналогичной. Но во время Первой мировой войны воюющие правительства сошли с золотого стандарта. Повсюду в Европе результатом этого стало резкое увеличение предложения бумажных денег. В побежденной Германии, Австрии и, в частности, в Советской России, гиперинфляционные условия возникли сразу же после войны.
Однако, в отличие от предыдущих войн, Первая мировая война не закончилась возвратом к золотому стандарту. Вместо этого, с середины 1920-х и до 1971 года сществовал псевдо-золотой стандарт – т.н. золотодевизный стандарт, прерванный серией международных валютных кризисов. В 1971 году, когда в европейских центральных банках накопились долларовые сбережения, и возникла опасность европейского “ралли” по запасам золота в США, последние правила международного золотого стандарта были отменены. С тех пор и впервые в истории весь мир принял чистую денежную систему свободно колеблющихся государственных бумажных валют, которая тут же вызвала постоянную тенденцию к инфляции и обесцениванию.
Наконец, при рассмотрении государственного законодательства и регулирований возникает та же тенденция к увеличению государственной эксплуатации и краткосрочной ориентации, а не на будущее. В монархический век, с четким разграничением между правителем и управляемыми, монарх и его парламент считались с законом. Они применяли предписанный закон в виде судьи или присяжных, а не создавали закон. Все положительные права были вместе. Если бы царь проигнорировал титул гражданина на свою землю, то можно было бы игнорировать титул короля на свой трон. Никакие изменения в этих правах не могут быть осуществлены без согласия их владельцев. В условиях демократии, с использованием власти, скрытой анонимностью, президенты и парламенты быстро поднялись над законом. Они стали не только судьями, но и безответственными создателями нового закона. В настоящее время общепринято, что, в отличие от эпохи монархий, субъективные права граждан являются, по сути, фикцией и полностью подчинены воле анонимных властей.
Помощь сайту: Отправить 100 рублей
Одежда от "Провидѣнія"
Мастерская "Провидѣніе"
Источник — https://ru.wikipedia.org/
