После большевицкого переворота в России ходила поговорка, гласящая, что советская власть держится на еврейских мозгах и латышских штыках. Была тогда в ходу и иная фраза - не ищи палача, а ищи латыша. Именно латышские стрелки под предводительством еврея Бронштейна “Троцкого” положили начало большевицкой диктатуре, а затем исправно топили страну в русской крови.
В дни октябрьского переворота латышские полки не допустили отправки контрреволюционных войск с Северного фронта в Петроград. “Латышские полки первыми и почти поголовно перешли в Красную социалистическую армию, самоотверженно и храбро исполняя свой революционный долг пролетарской армии как на внутреннем, так и на внешних фронтах РСФСР”, – писал в 1919 году лидер латвийских большевиков Стучка.
19 ноября один из латышских полков, отличавшийся “образцовой дисциплиной и пролетарской сознательностью”, был вызван в столицу для усиления революционного гарнизона. Эталонные “солдаты революции” пригодились большевикам для разгона Учредительного собрания в начале января 1918 года, положившего начало диктатуре. Еще 250 человек “самых-самых” были выделены в особый сводный отряд под командой бывшего подпоручика Яна Петерсона, которому поручалась охрана “колыбели революции” – Смольного дворца. Именно эти стрелки охраняли литерный поезд, перевозивший Ульянова “Ленина” и членов большевицкого правительства в новую столицу – Москву. А там отряд Петерсона, который позднее преобразовали в отдельный полк, взял под охрану Кремль, где жили и работали товарищи народные комиссары.
Остальная латышская гвардия тоже понадобилась большевикам. Часть использовалась как профессионалы-военные, другим нашлось место в карательных органах. Чекистское начальство в значительной мере состояло тоже из “земляков”. И первым среди них вспоминается, конечно, Петерс – заместитель председателя ЧК. Вот лишь несколько цитат из его публичных выступлений, относящихся к 1918–1919 годам: “Я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет все, что понимается под красным террором”. “Произведена противозаразная прививка – то есть красный террор. Прививка эта сделана всей России”, писал Петерс о расстрелах сотен русских заложников после убийства Урицкого в 1918 году.
После того, как отряды белых под командованием Деникина отступили из Ростова-на-Дону, корреспондент газеты “Революционная Россия” писал: “Чрезвычайка, возглавляемая Петерсом, заработала. Очень часто сам Петерс присутствовал при казнях местных казаков. Красноармейцы говорят, что за Петерсом всегда бегает его сын, мальчик 8–9 лет, и постоянно пристает к нему: “Папа, дай я”. Не отставал от своего коллеги-земляка и другой видный чекист – руководитель Всеукраинской ЧК – Лацис. Данный товарищ в своем “классовом подходе” переплюнул едва ли не всех других “рыцарей революции”: “Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов или доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить: какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого”.
Карательные меры в исполнении латышей отличались особой жестокостью. Первая их большая “экспедиция” – на Дон, где вспыхнуло восстание “казацкой контры” во главе с генералом Калединым, – состоялась уже в конце 1917 года. После взятия Ростова латыши навели в городе “революционный порядок”. При этом расстреливались все мужчины и даже подростки, заподозренные в том, что они сочувствовали “офицерью”. Почти одновременно с этим, в начале января 1918 года, в Белоруссии “врагов советской власти” арестовывал и казнил без суда один из латышских полков, посланный туда для ликвидации мятежа Польского корпуса генерала Довбор-Мусницкого.
Согласно статистике, которую приводит исследователь истории красного террора С.Мельгунов, только по 20 губерниям Центральной России в 1918 году было зарегистрировано 245 крупных контрреволюционных выступлений, в подавлении которых использовались латышские стрелки. А созданная в апреле 1918-го Латышская дивизия под командованием Вацетиса и вовсе превратилась в этакий большевицкий спецназ – ее подразделения принимали участие в подавлении практически всех крупных выступлений против народа против “народной” власти. Потом “железную гвардию Октября” отправляли наводить порядок в Муроме, Рыбинске, Калуге, Саратове, Нижнем Новгороде.
Занимались латыши и “профилактикой”. В 1919 году по железнодорожной ветке между Череповцом и Вологдой ежедневно курсировал карательный поезд с отрядом латышей и матросов. “Поезд останавливался на какой-нибудь станции, – вспоминал очевидец, – и отряд по своему усмотрению или доносу начинал производить обыски, реквизиции, аресты и расстрелы”. На официальном языке это называлось “выездной сессией Особого отдела ВЧК”.
Много “работы” оказалось для латышских стрелков во время многочисленных крестьянских бунтов на Тамбовщине. Из докладной записки в Совнарком, подготовленной в конце 1919 года группой смельчаков: “Советская власть двинула на места десятки карательных отрядов. Во всех волостях шла безразборная порка крестьян. На площади города Спасска публично расстреляны 10 человек вместе со священником. Некоторые села почти уничтожены артиллерией. В Пичаевском уезде сжигали каждый десятый дом”.
Приказ тамбовской ЧК от сентября 1920 года: “Провести к семьям восставших беспощадный “красный террор”. Арестовывать в таких семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом, и если бандиты выступления будут продолжать, расстреливать их”. Счет убитых в деревнях Тамбовщины “врагов революции” и заложников шел на тысячи человек. А в Шацком уезде красные каратели расстреляли толпу верующих. Местные жители устроили было крестный ход с иконой, однако чекисты, усмотрев в этой акции “контру”, арестовали и священника, и икону. Когда же крестьяне – женщины, дети, старики – двинулись спасать свою святыню, их хладнокровно покосили из пулеметов.
Страшную память о себе оставили латыши в Крыму. Людей расстреливали, топили в море, сбрасывали с обрывов. В Севастополе все деревья, все фонарные столбы в центре города были “украшены” трупами повешенных “врагов советской власти” – среди них инженеры, гимназисты, врачи. Немудрено, что после таких “мероприятий” Крым стали называть “всероссийским кладбищем”: на полуострове было убито более 100 тысяч человек.
Едва ли не самая громкая “акция устрашения”, в которой принимали участие отряды латышских стрелков, – подавление кронштадтского восстания. В первый же день после штурма города-крепости на льду перед его фортами расстреляли около 300 мятежных солдат и матросов. В следующие дни было убито еще почти полторы тысячи. Общее же число казненных достигло двух с половиной тысяч.
Помнила ли советская власть своих латышских героев? Из их числа широкую известность получили немногие – кроме уже упомянутых руководителей ЧК сохранились в книгах и справочниках фамилии нескольких “красных стрелков”, ставших крупными военачальниками, – Эйдеман, Берзинь, Стучка. Неприятное будущее ожидало “железную гвардию октября”: во времена сталинских репрессий многие латыши были расстреляны. Впрочем, часть их сумела вернуться на родину. Там, в буржуазной Латвии 1920-1930-х годов их считали преступниками, судили и отправляли в тюрьмы. Но, не расстреливали. А когда это прибалтийское недогосударство было присоединено к СССР, официальная пропаганда вновь стала называть латышских стрелков “героями”. В их честь был даже сооружен памятник. Он и до сих пор стоит в центре Риги. Вот только музей, расположенный рядом, поменял свою “политическую ориентацию”. Раньше он был посвящен “героической истории красных латышских стрелков”, а теперь почему-то стал “музеем оккупации”.
Помощь сайту: Отправить 100 рублей
Одежда от "Провидѣнія"
Мастерская "Провидѣніе"
Источник — http://www.rusnation.org
