Сергей Николаевич Шидловский родился в 1897 г. в Санкт-Петербурге. Закончил гимназию.

В 1916 г. поступил в Пажеский корпус и в феврале 1917 г. произведен в прапорщики с прикомандированием к Лейб-гвардии Конной артиллерии.

В июне отбыл на австрийский фронт. Произведен в подпоручики в июле 1917 г. Принимал участие во всех боях и походах своей батареи. С ноября 1918 г. в Добровольческой Армии генерала Деникина.

В 1920 г. произведён в штабс-капитаны. После эвакуации из Новороссийска в марте 1920 г. продолжал сражаться в армии генерала Врангеля в Крыму, в операции в Таврии и боях летом-осенью 1920 года.

Ушёл в эмиграцию с Белой Армией из Ялты в Константинополь. В 1920 — 1930-е годы вместе с женой и двумя детьми жил и работал в Марокко. Скончался в Париже в 1962 г. и был похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Его потомки сегодня живут в США.

«Записки белого офицера» — это емкая, цельная хроника Гражданской войны в России. Сдержанно, без литературных изысков, строго следуя фактам, описывает офицер отдельной Гвардейской конной батареи 5-го кавалерийского корпуса Добровольческой армии бои и походы весны 1919 — весны 1920 гг. Перед читателем проходят эпизоды формирования батареи, ее участие в обороне Крыма от советских войск, разгром партизанских отрядов в Керченских каменоломнях, наступление, в ходе похода на Москву, на брянском и черниговском направлениях.

Следует отметить, что данное направление боевых операций Добровольческой армии еще недостаточно изучено в сравнении, например, с боями под Харьковом или под Курском и Орлом в том же 1919 году. Но оно было не менее важным, поскольку обеспечивало левый фланг наступавшего на Москву 1-го армейского корпуса генерал-лейтенанта А. П. Кутепова, с его знаменитыми «цветными полками» «корниловцев», «марковцев»,«дроздовцев», «алексеевцев». Что касается самой конной артиллерии, то от успеха ее боевой работы нередко зависел успех операций всего 5-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Я. Д. Юзефовича, в составе которого и «сражался с большевизмом» Сергей Шидловский. Автор невысоко [7] оценивает боеспособность своего противника — Красной армии. С точки зрения Шидловского красные «брали не качеством, а количеством. Это были, скорее, банды, а не войска».

Завершаются «записки» описанием развала фронта осенью 1919 г., страшной эпидемии тифа, унесшей жизни тысяч солдат и офицеров, драматическими сценами эвакуации Новороссийска в марте 1920 г.

Очень интересная деталь – значительная часть солдат конной батареи, где воевал Шидловский, была из немцев-колонистов и малороссийских хуторян, среди которых антисемитские а антибольшетские настроения были традиционно сильны, но которые в целом не очень охотно шли в Добровольческую армию, если изучать мемуарную литературу белогвардейцев и другие источники . Не случайно многочисленные немецкие колонии (по собственной инициативе создавшие в начале 1919 г. отряды самообороны — «Zelbetchutz») подвергались жестоким, постоянным грабежам, насилию со стороны как красных, так и украинских самостийников.

Есть в книге и еврейский вопрос. Как пишет Шидловский, в Нежине, например, “все местные евреи стреляли в нас из домов, причиняя нам крупные потери”. Таким образом, так называемый красными и либеральными авторами “Нежинский погром” был просто логичным военным ответом белых на красный терpop. А родовое имение Шидловских в Харьковской губернии, национализированное большевиками, фактически присвоил себе некий жид, который брал с крестьян плату завсё, распоряжаясь в имении как хозяин. В этом видна уже явная модель будущего советского социализма.

Сергей Шидловский — гвардейский офицер-монархист и для него отказ от провозглашения руководством Добрармии монархических лозунгов означает одну из основных причин поражения Белого движения.

Вот короткий отрывок из книги:

«Приехали мы в Харьков меньше чем через неделю после его занятия Добровольческой армией. Город имел праздничный вид, все были в белом, все с национальными ленточками, офицерам чуть ли не кидались на шею. Когда я входил в трамвай, старые дамы уступали мне место, заставляя садиться. Занял Харьков Белозерский полк; население встречало его на коленях, забрасывая цветами; на улицах были разостланы ковры, полотенца и другие материалы, по которым пришлось шагать добровольцам. Входили они в город с трубачами и песнями, в числе последних — любимая добровольцами. Вот ее припев:

Все мы на бой пойдем
За Русь святую
И как один прольем
Кровь молодую.

Мало кто из певших эту песню остался в живых. Слушали ее жители со слезами, что и понятно после всех тех ужасов, которые пришлось пережить Харькову: [41] обысков, арестов, расстрелов. Знаменита была своими зверствами харьковская черезвычайка во главе с комиссаром Саенко, жидовского происхождения, собственноручно мучившего и убивавшего свои жертвы. Я был и видел откопанные тела убитых; ничего более ужасного нельзя себе представить.

ЧК помещалось в огромном пятиэтажном доме на Чайковской улице с садом, окруженном глубоким рвом и тремя рядами проволоки. Жутко было входить в него. В верхних этажах помещались служащие черезвычайки, канцелярия и камеры арестованных, в которых сидели генералы, офицеры, их жены и дети, были богатые купцы, мелкие торговцы. В подвальном этаже находилось помещение для допросов и пыток: большая темная комната, забрызганная кровью и с невысохшей еще кровью на полу. Тут же на полу были найдены куски отрезанных носов и ушей, на стенах следы распятия людей, дырки от гвоздей, следы прислоненных голов и тел.

В другой комнате, где проходили сточные трубы со всего дома, было устроено нечто вроде бассейна из помоев и отбросов. Туда бросали некоторых несчастных, которые тонули в этой ужасной грязи и задыхались от вони. В саду были произведены раскопки и найдены тела замученных. Между ними были женщины и совсем молодые еще мальчики и девушки с выколотыми глазами, отрезанными ушами и носами, вырезанными языками, вырванными ногтями, скальпированные, с вырезанными на плечах погонами и забитыми вместо звездочек гвоздями, с вырезанными полосками кожи, с вывороченными руками и ногами; почти все трупы носили следы ожогов. Фотографии всего этого тогда имелись.

Все население Харькова было допущено к осмотру этих тел и дома. Когда их откапывали, кругом толпа стояла в безмолвном оцепенении. Вдруг среди тишины раздался голос: «Так им и надо!» Сперва все как бы застыли, но через мгновение накинулись на жидовку, произнесшую эти слова и, если бы не подоспел в это время какой-то офицер, ее бы растерзали на клочки. Это слышал и видел мой двоюродный брат барон Фредерикс. Замечательно, что почти все комиссары города Харькова были евреи; они всегда имели все, что хотели, жили у себя широко, ни в чем себе не отказывая. Многих из них поймали и повесили, в числе их и Саенко….

После месяца пребывания в Харькове мы с братом отправились в только что занятое добровольцами наше имение в Воронежской губернии село Покровское. Приятно и вместе с тем грустно и жутко было подъезжать к родным местам, где мы родились и выросли. Остановились мы в селе Волоконовка в 10 верстах от Покровского у земского ветеринарного врача, жившего там более 30 лет и часто бывавшего у нас. В тот же день взяли подводу и отправились в Покровское.

Столь хорошо устроенная трудами деда и отца усадьба и экономия, стоимостью около 150 000 рублей золотом до европейской войны, представляла руины; только сад остался таким, каким был и прежде. Ни одной целой постройки. Среди экономии стояли остовы каменных строений, все без окон, полов, дверей и крыш, некоторые деревянные строения разобраны и увезены. Ни одной живой души, а между тем было 200 пар волов, около 200 лошадей, 60 коров, 400 свиней и баранов. Все земледельческие орудия, повозки, экипажи, телеги, упряжь, инструменты мастерских — все бесследно пропало.

Скелеты двух паровых молотилок, разобранных по винтику и растащенных, мрачно стояли посреди двора; один дом сожжен, из другого выбраны все деревянные части; ни одного забора, ни одного плетня, ни загородки не уцелело. Вокруг дома еще можно было найти вырванные листы из сожженной библиотеки. Если бы тут прошла орда монголов, то большего разрушения они не могли бы сделать. Все имения и усадьбы в округе были приведены в такое же состояние.

И среди всего этого опустошения нашли жида, собравшего нашу первоначально разграбленную крестьянами паровую мельницу, отремонтировавшего дом управляющего и расположившегося там хозяином на взятой за помол у крестьян нашей мебели. Он преспокойно рубил наш лес и топил им паровой двигатель мельницы и дом, брал с крестьян большую плату за помол, и ничего с ним мужики сделать не могли, т. к. он был под покровительством уездного совета.

Сцена была довольно-таки курьезная; расселись в занимаемом им доме мы двое, наш приказчик, детина громадная, и урядник. Мы мирно предлагаем ему тут же очистить жилье и убираться на все четыре стороны; он имеет нахальство и наглость предлагать нам арендовать нашу мельницу за 10 000 рублей в год, тогда как сам вырубает наш очень дорогостоящий лес.

Наконец мы не выдерживаем и, после сказанных в довольно повышенном тоне некоторых истин, он кубарем вылетает из дома и усадьбы к общей радости мужиков. Для последних наше появление было совсем неожиданно, они жили гораздо хуже, чем прежде. Почти всю их собственную, купленную у нашего отца землю у них отобрали и отдали соседним деревням, а их наделили из нашей земли, так что почти у всех оказалось владений меньше прежних. Кроме того, сапог у них совсем не было, ходили они в лаптях, а белье и одежду шили себе только из собственного, кустарного холста; прежде франтовые пиджаки оказались сношены. Сахара, чая, керосина давно не видали. Все они были какие-то приниженные.

Одно, что осталось в Покровском в целости, это церковь и могилы деда, дядюшки и брата в полном порядке и чистоте благодаря заботам батюшки.

Сергей Николаевич Шидловский

Помощь сайту: Отправить 100 рублей

Одежда от "Провидѣнія"

Мастерская "Провидѣніе"

Источник — http://ronsslav.com/